Изменить размер шрифта - +

     --Тогда я приду завтра, -- сказал Хирш.
     --А бумаги?
     --Я уничтожу их завтра же у вас на глазах.
     --Вы получите деньги только в обмен на бумаги. Хирш мотнул головой.

     --Чтобы вы узнали, кто готов против вас свидетельствовать? Исключено.
     --В таком случае кто мне докажет, что эти бумаги подлинные?
     --Я, --  невозмутимо  ответил Хирш. -- И  вам придется  поверить мне на
слово. Мы не шантажисты. Просто немножко  помогаем справедливости. Вы и сами
это знаете.
     Блюменталь опять что-то беззвучно прожевал.
     --Хорошо, -- сказал он наконец.
     Хирш поднялся со своего золоченого стула.
     --Завтра в это же время.
     Блюменталь кивнул. На лице у него вдруг выступили капли пота.
     --У меня  болен сын,  -- прошептал он. -- Единственный  сын!  А  вы, вы
приходите, в такую  минуту -- постыдились бы!  -- Он вдруг сорвался почти на
крик. -- Человек в отчаянье, а вы!..
     --Боссе тоже в отчаянье, -- спокойно осадил его Хирш. -- Кроме того, он
наверняка сможет порекомендовать наилучшего врача для вашего сына. Вы у него
спросите.
     Блюменталь  ничего  не  ответил. Он  все жевал и жевал, и  на  лице его
запечатлелась странная  смесь неподдельной ненависти и неподдельной боли. Я,
впрочем, хорошо знал, что боль из-за утраты денег может выражаться ничуть не
иначе, чем боль  из-за куда  более скорбной  личной Утраты.  Однако  в  лице
Блюменталя мне почудилось и кое-что еще. Казалось,  он вдруг понял, что есть
некая  зловещая  связь между  его  обманом  и  недугом его сына,  -- потому,
наверное,  он и  уступил так быстро, а теперь  сознание собственной слабости
только усиливало его ненависть.
     --Думаешь, у него правда сын  болен? -- спросил я  Хирш,  когда мы  уже
ехали вниз в роскошном лифте.
     --Почему  нет?  Он  же  не  прикрывался  болезнью  сына,  чтобы  меньше
заплатить.
     --Может, у него вообще нет сына?
     --Ну, это вряд ли. Еврей не станет так шутить с собственной семьей.
     Сопровождаемые сверканьем зеркал, мы сбегали по парадной лестнице.
     --Зачем ты меня вообще брал? -- спросил я. -- Я же ни слова не сказал.
     Хирш улыбнулся.
     --По старой  дружбе. По законам  "Ланского катехизиса". Чтобы пополнить
твое образование.
     --Над моим образованием и так есть  кому поработать, --  буркнул  я. --
Начиная  с Мойкова и кончая Силвером и Реджинальдом Блэком. И потом, то, что
не все евреи ангелы, я и так давно знаю.
     Хирш рассмеялся.
     --Чего  ты не знаешь, так это того, что человек никогда не меняется. Ты
все еще веришь,  будто  несчастье  изменяет человека  в  лучшую  или  худшую
сторону. Роковое заблуждение! А взял я тебя, потому  что ты похож на нациста
-- чтобы Блюменталя припугнуть.
     Во влажную духоту летней нью-йоркской улицы мы  нырнули, будто  в нутро
прачечной.
Быстрый переход