Ужин в память о великом князе
Александре. Какой был мужчина! Мы с ним однажды чуть не поженились. Его
расстреляли большевики. За что?!
Я не знал, что ей ответить, и предпочел спросить:
--И где же торжество?
--В русской чайной. С друзьями. Одни русские. Все бедные. И все
транжиры. Устраивают такой ужин, а потом неделями на одном хлебе сидят. Зато
праздник!
У подъезда раздался автомобильный гудок.
--Князь Волковский, -- пояснила графиня. -- Он теперь таксист, вот за
мной и заехал.
Она засеменила к двери, тоненькая, хрупкая в своем платье, переделанном
из старых кружев, трогательное, беззащитное птичье пугало. Даже ей сегодня
вечером есть куда пойти, подумал я и снова попытался углубиться в учебник.
Когда я поднял голову, надо мной стояла Мария Фиола. Она подошла
совершенно бесшумно и, видно, уже некоторое время наблюдала за мной. На ней
было желтое платье, очень смелое: казалось, что под платьем вообще ничего
нет. Чулок на ней тоже не было, только желтые сандали на босу ногу.
Она появилась столь неожиданно, что я так и остался сидеть, не спуская
с нее глаз. Она кивнула на бутылку.
--Слишком жарко для водки.
Я кивнул и встал.
--Это Мойков оставил, но сегодня даже графиня пренебрегла. Я тоже.
--А где Владимир?
--Ужинает с Раулем в "Кутиле". Бифштексы. Графиня пирует в русской
чайной. Пироги и бефстроганов. А мы?
Я затаил дыхание.
--Лимонад в драгсторе, -- сказала Мария.
--А потом? -- наседал я. -- Вы сегодня свободны? "Роллс-ройс" за углом
не поджидает? Она засмеялась.
--Нет. Сегодня нет.
При последних ее словах я ощутил легкий укол обиды.
--Хорошо, -- сказал я. -- Тогда пойдемте ужинать! Но только не в
драгстор. Меня сегодня слишком много учили. Мы пойдем в уютный французский
ресторан с воздушным охлаждением и хорошими винами.
Мария посмотрела на меня с сомнением:
--А денег у нас хватит?
--Хватит с лихвой! Со времени нашей последней встречи я провернул
несколько неслыханно удачных сделок.
Все вдруг стало необыкновенно легко. Другая сторона жизни, подумал я.
Та сторона, которой неведомы зловещие круги убийства и мести. Вот она,
передо мной, сияющая, таинственная, вызывающая и недоступная.
--Я тебя ждал, -- сказал я.
Глаза Марии на миг затуманились.
--Почему же ты мне об этом не сказал?
--В самом деле, почему?
Когда мы оказались в дверях, я ненароком слегка коснулся Марии. На ней
действительно почти ничего не было. Я вдруг осознал, что у меня очень давно
не было женщины. На выходе Феликс О'Брайен тоскливо подпирал стенку. У него
был вид человека, сильно истомленного жаждой. |