|
Минутой позже на лестнице появилась графиня. Ее соколиный взор мгновенно взял на прицел бутылку, и глаза старой дамы тут же увлажнились ностальгической слезой. --Россия! -- прошептала она. -- Великая, изобильная держава! Родина всякой души! Матушка-Русь! --Плакала моя именинная водка, -- прошептал Мойков. --Подмени бутылку, -- посоветовал я. -- Твоя тоже хорошая. Она и не заметит. Мойков ухмыльнулся. --Это графиня-то не заметит? Она отлично помнит любой банкет сорокалетней давности. И особенно, какую там давали водку. --Но ведь твою-то она тоже пьет. --Она и одеколон выпьет, если ничего другого не будет. Но вкус не утратила. Так что сегодня нам уже не вырвать бутылку из ее когтей. Разве что по-быстрому выпить все самим. Хотим мы этого? --Нет, -- твердо ответил я. --Вот и я так думаю. Значит, оставим графине. --Я и эту не особенно хотел. Дай мне лучше твоей. Она мне как-то больше нравится. Мойков одарил меня проницательным взглядом своих широко раскрытых, не мигающих глаз мудрого старого попугая. Я видел: он думает о многих вещах сразу. --Хорошо, -- сказал он наконец. -- Ты у нас настоящий кавалер в самых разных смыслах и направлениях, Людвиг. Благослови тебя Бог. И храни, -- добавил он неожиданно. --От чего? От кого? Заметив, что графиня на него не смотрит, Мойков одним быстрым движением опрокинул в себя полную до краев стопку. Потом, отерев рот тыльной стороной огромной ладони, бережно поставил стопку на стол. --Только от самого себя, -- ответил он. -- От кого же еше? --Останьтесь с нами, господин Зоммер, -- упрашивал меня Рауль. -- У нас импровизированное торжество в честь Владимира. Может, последний его день рожденья, -- добавил он шепотом. -- Кто в наши-то дни живет больше восьмидесяти? --Те, кому восемьдесят один и больше. --Это уже библейский возраст. Вы бы хотели дожить до такой старости? Пережить свои желания, свой голод, свои вожделения? Какая тоска! Хоть сразу вешайся. У меня на этот счет были совсем другие взгляды, но я не стал разъяснять их Раулю. Я торопился уйти. Мария Фиола ждала меня в своей уютной чужой квартире. --Оставайтесь! -- наседал Рауль. -- Не будьте занудой, вы никогда им не были! Может, последний день рожденья у Владимира. Вы ведь тоже его друг! --Мне надо идти, -- сказал я. -- Но я еще вернусь. --Точно? --Точно, Рауль. Внезапно я почувствовал -- меня втягивают во что-то, что смахивало на маленькое предательство. Я не сразу понял, в чем дело, да и глупо было думать о такой ерунде. Мойкова я видел каждый день и прекрасно знал, что на собственный день рожденья ему глубоко наплевать. |
