|
Мойкова я видел каждый день и прекрасно знал, что на собственный день рожденья ему глубоко наплевать. Тем не менее я сказал: --Я ухожу, Владимир. Но, возможно, еще успею вернуться до того, как вы разойдетесь. --Надеюсь, что не успеешь, Людвиг. Не будь дураком. -- Мойков шутливо ткнул меня в плечо своим огромным кулачищем и подмигнул. --Последние капли твоей настоящей водки утекают, -- вздохнул я. -- В аристократическое горло графини. Она только что разделила остатки с другом Рауля. Недоглядели мы. --Не страшно. У меня еще две бутылки есть. --Настоящей? Мойков кивнул. --Мария Фиола сегодня после обеда принесла. И я их надежно припрятал. -- Заметив мое удивление, он спросил: -- А ты разве не знал? --Откуда же мне это знать, Владимир? --Тоже правильно. Одному Богу известно, откуда она добывает этот райский напиток. В Америке его не купить, я точно знаю. --Наверное, у какого-нибудь русского, это самое простое объяснение. Ты все забываешь, что Америка и Россия союзники. --Или у американского дипломата, который получает ее прямо из России, а может, и из русского посольства в Вашингтоне. --Не исключено, -- согласился я. -- Главное, она у тебя есть. И в надежном укрытии. Какой смысл гадать о происхождении своей собственности? Мойков рассмеялся. --Золотые слова. Слишком мудрые для твоего-то возраста. --Такая уж у меня проклятая жизнь. Все не по годам рано и с лихвой. Я завернул на Пятьдесят седьмую улицу. Променад гомосексуалистов на Второй авеню был в полном разгаре. Тут и там слышались радостные оклики, приветствия, взлетали в грациозных и расточительных жестах руки, и все это было отмечено печатью какого-то ликующего эксгибиционизма: в отличие от нормального променада с нормальными влюбленными парочками, где царит скорее тяга к укромности и секретам, здесь, напротив, наблюдался своеобразный парад беззаботной, едва прикрытой непристойности. Хосе Крузе кинулся ко мне, как к старому знакомому, и повис у меня на руке. --Как насчет коктейля в дружеском кругу, mon cher(41)? Я осторожно высвободил руку. Со всех сторон на меня Уже поглядывали, как на лакомый кусочек. --В другой раз, -- ответил я. -- Спешу в церковь. Там у моей тети отпевание. Хосе так и покатился от хохота. --Неплохо, ей-Богу! Тетя! Ну, вы и шутник! Или, может, вы не знаете, кто такая тетя? --Тетя есть тетя. Эта тетя была старая, вздорная и к тому же негритянка. --Друг мой, тетя -- это старый педераст! Счастливого отпевания! -- И он хлопнул меня по плечу. В тот же миг я увидел, как его палевый пудель Фифи невозмутимо поднимает лапу возле газетного киоска. |
