– Если человек неспособный и к тому же ленивый, ничего с ним не поделаешь, – определила мама.

Я не была ленивой, просто неспособной. Не всем же быть способными, такими, как Антон Пугачев.

Антон жил в соседней квартире. Сперва мы ходили с Антоном в один и тот же детский сад, потом вместе поступили в школу, учились в одном классе. Нас считали друзьями, и мы с ним дружили, хотя и часто ссорились, но потом все равно снова мирились.

Я училась по математике лучше его. Зато он был то, что называется, музыкально одаренным. Это первая заметила моя мама еще три года тому назад. Мы сидели как то с Антоном в саду на скамейке, и я заставляла его решать задачи по математике. Через два дня предстояла письменная, и надо было хотя бы немного поупражняться решать задачи.

Я писала условия задачи, а он зевал и смотрел куда то в сторону и все время напевал что то про себя.

Я сказала:

– Ты бы лучше не пел, а поглядел, что я пишу.

– Мне хочется петь, – ответил он.

– Тогда идем в дом, – сказала я. – Может быть, дома перестанешь петь.

Он послушался, и мы пошли к нам. А моя мама сидела за роялем, что то играла. И Антон подошел к роялю и весь застыл, глядя на мамины руки.

– Ну как? – спросила его мама. – Тебе нравится то, что я играю?

– Не очень, – сказал Антон. – Вот вчера вы играли что то очень хорошее.

– Что же? Напомни.

– Я не знаю, как это называется, я лучше спою.

И Антон стал петь, и я увидела – мамины глаза вдруг расширились, а брови поползли вверх.

– Вот это да! – сказала мама. – Ведь все верно с начала до конца. А ты знаешь, как называется то, что ты пел?

– Нет, не знаю.

– «Патетическая соната» Бетховена.

– «Патетическая соната» Бетховена, – повторил Антон.

– Спой еще что нибудь, – попросила мама.

– А что вы хотите?

– Что ты еще запомнил из того, что я играю?

Антон подумал и сказал:

– Может, вот это?

И опять запел, и пел долго, должно быть, целых пять минут, и мама сказала:

– Вот это слух! Ведь ты же спел «Балладу» Шопена.

Посмотрела на меня, словно я в чем то виновата.

– Был бы у тебя такой слух!

А я сказала:

– И без слуха жить можно.

С того дня мама решила учить Антона музыке.

Антон жил вдвоем со своей мамой. Она работала медсестрой в Боткинской больнице, и у нее было странное имя: Зиновия. Не Зинаида, а Зиновия Семеновна. Она была худенькая, светловолосая, на вид слабенькая, и только руки у нее казались очень крепкими, сильными. Когда я смотрела на ее руки, мне представлялось, что она заняла их у кого то куда более рослого и сильного, чем она сама.

Антон был похож на свою маму: те же серые, в чуть припухших веках глаза, широкие брови и нервный, большой рот, который у него немного кривился, когда он разговаривал.

Зиновия Семеновна сказала моей маме:

– Конечно, я понимаю, это хорошо, когда у человека есть слух.

– У человека незаурядные способности к музыке, – сказала мама.

Зиновия Семеновна зачем то сняла с шеи свою косынку и стала перебирать ее своими сильными пальцами. Потом призналась:

– Только, понимаете ли…

– Я все понимаю, – перебила ее мама. – Пожалуйста, не беспокойтесь ни о чем. Поверьте, учить такого мальчика, как Антон, одно удовольствие!

Я не выдержала:

– Ну уж удовольствие! Он ведь ленивый. Попробуй заставь его решить хотя бы одну задачку!

Мама строго посмотрела на меня:

– Самое нехорошее чувство – это зависть. Запомни, Катя!

Мне стало совестно.