И не хотелось больше никого, не хотелось ни с кем связывать свою судьбу. Впрочем, разве нашелся бы кто либо, кто пожелал бы ее? Вокруг было много женщин, таких же, как она, свободных, только моложе, красивее, веселее.
…Как и обычно, когда уходили откуда нибудь, девочки проводили ее до самого дома.
Лидия Ивановна привычно подняла голову, глянула на свои окна. Темные. Всегда темные. Может быть, оставлять свет, уходя? Тогда, возвращаясь, увидишь – в окнах светло, и не будет так одиноко? Впрочем, все это обман самое себя, откровенный обман.
– Что завтра собираетесь делать? – спросила Лидия Ивановна.
Римма сказала:
– Завтра отосплюсь за всю неделю.
– У нас Наташа по воскресеньям тоже долго спит, а я не могу, – сказала Таня. – Привыкла рано вставать, и уже как то не спится.
– Я тоже привыкла рано вставать, – сказала Лидия Ивановна. Мысленно увидела: утро, тишина, за окном деревья неслышно шелестят ветвями.
Можно никуда не идти, весь день просидеть дома, только зачем?
Прошлое воскресенье она отправилась в поход. Прочитала объявление возле метро: «Желающие отправиться в туристический поход до Рузы собираются у Белорусского вокзала, возле кассы номер пять, в шесть тридцать утра».
Ровно в шесть пятнадцать утра она уже стояла возле кассы номер пять. Было по утреннему малолюдно, небо в легких облаках, мягкий, нехолодный ветер.
Собралось всего примерно человек двадцать, всё больше женщины Лидии Ивановны возраста. Руководитель, бодрый, заросший темными волосами по самые плечи бородач в тренировочном костюме, обладавший необыкновенно зычным басом, возглавил поход.
Он был на диво активен, то запевал песню, требуя, чтобы все остальные подхватили припев, то, громко ударив в ладоши, пускался в пляс, поводя плечами и выделывая ногами различные кренделя. То начинал один за другим рассказывать несмешные анекдоты, первый громко смеясь и, наверное, удивляясь, почему это другие не смеются. Должно быть, он стремился вдохнуть жизнь в любителей пеших походов, которые шли, глядя себе под ноги, как бы не замечая ни лесных тропинок, ни полей, ни деревьев.
Лидия Ивановна подумала тогда, что все те, кто идет вместе с нею, очевидно, так же как и она, стараются спастись от одиночества, которое равно давит на всех, спастись хотя бы на один только день. Неужели и этот бородатый веселый, ну и, конечно же, еще молодой по годам человек тоже одинок? И так же стремится позабыть о своем одиночестве, о возвращении в пустые, молчаливые стены?
Они дошли до леса, бородач приставил ладони ко рту.
– Минуту внимания! – пророкотал он. – Привал, отдых.
И тут же затянул песню, немилосердно фальшивя:
Не пылит дорога,
Не дрожат листы,
Погоди немного,
Отдохнешь и ты.
Оборвал песню, прошелся колесом, прыгнул несколько раз и начал собирать сучья для костра.
Лидия Ивановна собирала вместе с ним, и вскоре уже разгорелся огромный костер, часто стрелявший искрами, потом под угли положили картофелины и сидели вокруг костра, глядели на огонь. И бородач вдруг притих, задумался о чем то…
– А что вы будете делать, тетя Лида? – спросила Таня.
– Сама не знаю.
– Там что, Москва река? – Наташа кивнула на деревья, темневшие вдали. – Пойдемте туда, ладно?
– Ну что ж.
Лидия Ивановна первая пошла вперед. Светила луна, знакомые деревья на берегу казались непомерно большими, загадочными. Набегали быстрые облака, то и дело скрывая луну, и тогда сразу становилось темно, неприютно, потом облака исчезли, и освобожденная от них луна опять несла свой чистый, ясный свет.
Москва река словно бы уснула, по самой середине ее пролегла лунная дорожка. |