Жаклин выпрямилась.
— Джек Картер?
— Да, он. Он вел себя вполне прилично в первый раз — я хочу сказать, что он довольно сильно напивался и тогда, но он не… Он назвал вас лгуньей, и обманщицей, и… а-а-а… потаскушкой.
Жаклин усомнилась, что он ограничился только «потаскушкой», не употребив несколько уточняющих определений. Его словарь был намного изобретательнее.
— Куда он направился? — спросила она и откусила кусочек бифштекса. Тот был восхитителен.
— Не знаю. Том попросил его уйти, и он… он ушел.
— Держу пари, что могу догадаться, — сказала Жаклин.
— Гм-м-м. Будь я проклята, если пропущу обед по его вине. Он слишком хорош. Какое вино берет Том для готовки?
— Что? Вино? Я не… Он даже попытался подняться наверх, Жаклин; он думал, что вы остановились здесь. Может быть, вам лучше занять одну из пустующих комнат, только на ночь. Коттедж такой уединенный…
— Именно поэтому он мне и нравится. Не суетитесь, Молли. Могу я получить стаканчик вина? Я полагаю, монтраше должен подойти к бифштексу.
Молли прошла хорошую подготовку. Она больше не протестовала, хотя Жаклин видела ее взволнованное лицо, выглядывавшее время от времени из кухни.
Булочки были горячими и воздушными, а малиновый бисквит, пропитанный вином и залитый сбитыми сливками, оказался просто превосходным. Жаклин прикончила стакан монтраше и признала, что вкусовые сосочки ее языка несколько хуже развиты, чем ее нежные иллюзии относительно того, что она была знатоком марочных вин. Удостоверившись в том, что Молли за ней не наблюдает, Жаклин выскользнула из кресла и быстро удалилась. Выйдя из гостиницы, она понеслась вниз по улице, тихо мурлыкая себе под нос.
Стояла прелестная ночь. Месяц застыл над темными очертаниями гор, а свежий ветерок был сладок от запаха, определение которого заняло у нее некоторое время. Запах хвои и чистого, не загрязненного ничем воздуха. Неудивительно, что он был ей незнаком. Ей встретились на пути пожилая пара и женщина, прогуливающаяся с лохматой собакой, похожей на копну шерсти. Красивый город, безопасный город, где в противоположность Манхэттену люди могут гулять по ночам по улицам без всякого страха. Прохожие улыбались ей и дружески приветствовали. Жаклин прерывала свое пение, чтобы ответить им, прежде чем снова затянуть:
— О, где ты был, Джеки-бой, Джеки-бой…
Неоновая вывеска и освещенные окна бара «Элит» ярко светились в темноте.
— Я искал нож, — пела Жаклин. — И теперь могу пырнуть им мою жену… — Она открыла дверь и вошла внутрь.
Ее окутал запах пива, сигаретного дыма, потеющих человеческих тел, жарящегося мяса и чадящего жира, который нес в себе свое собственное ностальгическое очарование. В годы юности Жаклин провела много восхитительных часов в местной забегаловке, похожей на эту. В ее родном городе и, как она подозревала, во многих других местные законники не слишком беспокоились о присутствии в ней несовершеннолетних. Куда, черт возьми, идти детям? При условии, что они балуются лишь безалкогольными напитками и гамбургерами и хорошо себя ведут, их присутствие в баре приветствовалось.
Она сразу же заметила Джека Картера. Он был среднего роста и коренаст, черты его лица были самыми обычными, за исключением ухоженной, свирепого вида бородки, которую он вырастил, возможно, для того, чтобы скрыть несуществующий подбородок и маленькую челюсть. Он был одет в яркую клетчатую рубашку, которые обычно носят дровосеки; в Пайн-Гроув она выглядела вполне уместно, как и в Манхэттене, но что-то в его манере носить ее придавало ей вид костюма — что, конечно, так и было.
Он занимал свою любимую позу: держался более или менее вертикально, со стаканом в руке, произнося речь на пределе своих голосовых возможностей. |