«Брюзгой стал, старче, – выговаривал себе Акинфиев, лежа в своем замке с остывшим (дрова надо было экономить!) камином. – Это Нинель тебя подкосила, не вовремя ушла. Вдвоем не так горько было бы старость встречать. Богу – Богово, а Кесарю – Кесарево… Глупости все! Лежи себе, думай о деле, пока не рассвело. А утром…»

Утром следователь на скорую руку позавтракал своей любимой квашеной капустой с луком и позвонил адвокатше Гурвич.

– Что ты, Ксения, давеча о Боге заговорила? – спросил он. – Сидели себе, играли в дурака, и тут – бац! Аль кальвадосу перепила?.. При чем тут все эти штучки?

– А при том, Акинфушка, – назидательно ответствовала адвокатша, – что когда бы я не была атеисткой – не по убеждению, а по партийной принадлежности и общественному статусу–я бы стольких небезнадежных людей сумела Богом отмыть!

– Ну это ты, мать, зарапортовалась, – присвистнул следователь. – Это в наших‑то судах? Мне ли тебе про них рассказывать! Что ж, прости, если разбудил. Сон какой‑то чудной приснился, вот и вспомнил твои слова. Да‑а, старость не радость… А говорила ты хорошо, душевно.

– Постой, постой, Григорьич, – потеплел голос польщенной адвокатши, – я из‑за Фомы Довгаля не успела сказать…

– Опять ты про Фому?

– Нет, про Ерему, – рикошетом парировала собеседница следователя. – Наука чиста, потому что отвлеченна. Ей нет дела до людей. Великие открытия случались под яблонями и в ваннах. Глупость – двигатель прогресса. Многие, если не все короли были олицетворением зла, и если бы появился идеал, он непременно был бы охаян глупостью. Вот поэтому существуют «висяки» – доморощенный циник Шершавин в пассаже о сверхъестественном не так уж и не прав.

Акинфиев просто жаждал возразить, но холод давал о себе знать. Адвокатша словно поняла это и явно задалась целью разогреть серое вещество своего собеседника. Началась лекция о мудрости, бренном теле, вечной душе, божественном и дьявольском начале в человеке.

– Сколько мне до пенсии осталось, Ксения? – прервал следователь поток красноречия.

– Тогда не терзай себя, закрывай «за недостаточностью улик» и готовься сдирать подковы, – мигом спустилась адвокатша с небес на землю.

– Других способов не вижу, – вздохнул Акинфиев.

– Ну почему же? Через одну точку проводится множество прямых линий, а через две – только одна.

– Ах, вот что! Предлагаешь дождаться второго убийства?

– Предлагаю выпить рюмочку кальвадоса и идти служить нашей хитрой Фемиде. Кстати, я до сих пор не понимаю, как в ней уживались справедливость и дар предвидения и почему эта слепая мадам не предотвращала того, что ей впоследствии приходилось взвешивать на весах? Ну да ладно, это для камина. Пока!

Ксения Брониславовна бросила трубку, отчаявшись образумить «старого ортодокса». Так она иногда в сердцах называла своего доброго знакомого, хотя по большому счету и не считала его таковым. Адвокатша вовремя прервала разговор: старик устал. Порции ее невостребованного в эпоху бурной деятельности интеллекта с лихвой хватило до следующей встречи.

Акинфиев водрузил на себя длиннополое пальто, проверил содержимое портфеля и покинул свой замок.

4

Начальник следственного управления Шелехов, с первого взгляда человек мрачный и резковатый, несусветную нагрузку подчиненных в последнее время принимал как свою.