Выготская молчала до тех пор, пока не выветрился аптечный запах ее ментоловой сигареты и морозный ветер из фрамуги не остудил кофе в чашках.

– Клиническое обследование – это еще не диагноз, – жестко произнесла она. – Так что вы себя не угнетайте. Куда приказано лечь?

– В «Герцена».

Хозяйка кабинета решительно подошла к письменному столу и пометила что‑то у себя в блокноте.

– Через три дня я проверю, как вы слушаетесь врачей. Вечером позвоню директору домой и проконтролирую. А теперь съешьте зефирину, это вам можно.

– Спасибо, я не хочу, – смутился следователь.

– В таком случае разговор не получится. Я серьезно. Акинфиев вымученно улыбнулся, потянулся к коробке.

– Очень мало времени, Анна Константиновна, – не то пожаловался, не то напомнил он. – Мы отвлеклись.

Выготская засыпала в кофеварку еще кофе, думая о том, сколь чудовищна и нелепа эта жизнь, в которой больной человек, возможно, обреченный на скорую смерть, из последних сил ищет убийцу, чтобы не дать загубить еще одну душу. И ведь орден ему на грудь не повесят, и спасенные никогда не узнают об этом, и даже простого человеческого «спасибо» не скажет никто.

В тишину резко ворвался телефонный звонок.

– Да, слушаю… У меня, даю. – Она протянула трубку старику. – Вас. Зубров.

– Александр Григорьевич! – бодро заговорил молодой следователь. – Звоню из Ясенева. Узнал пока немного, но вывод напрашивается любопытный. Всего на этом сборном пункте находилось четыреста шестьдесят четыре человека. Все они были разбиты на команды – двадцать команд по двадцать–двадцать пять человек в каждой. Первыми отправлялись «седьмая» и «четырнадцатая» на Дальний Восток и в Забайкалье. В «седьмой» был Симоненко. Таким образом, все вместе – Авдышев, Конокрадов, Черепанов, Битюков, Симоненко и Кныхарев находились на сборном пункте ровно одни сутки. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое мая в Степанакерт с «десятой» командой был отправлен Кныхарев. Это главное! То есть я так думаю…

– Сергей, давайте пока все, что удалось узнать, хорошо? – перебил его Акинфиев, торопливо записывая. – Голые факты. А думать будем потом.

– Понял. Восемнадцатого утром – Черепанов, команда «одиннадцать»… Записали?.. В ночь с восемнадцатого с командами «три» и «девять» – соответственно Конокрадов – в Архангельск, и Битюков – в Уральский военный округ… Авдышев уходил с «первой» по номеру и последней по дате отправке командой: девятнадцатого мая в десять утра с Казанского вокзала на станцию Барабинск…

– Как?..

– Ба‑ра‑бинск… Это в одиннадцати километрах от Куйбышева. Самары то есть… Пока у меня все.

Акинфиев дописал, еще не зная толком, как и для чего ему могут понадобиться номера команд, фамилии и эшелоны.

– Неплохо, Сережа! – похвалил он. – Теперь выкладывайте соображения.

– Соображения, Александр Григорьевич, такие: нас должен интересовать только один день, точнее, одни сутки – те, что они провели вместе.

– С этого сборного пункта можно уйти?

– Вообще‑то часть охраняется. У призывников нет при себе документов. Но если захотеть, то можно…

– Через забор?

– Нет, зачем же? Иногда команды посылают по хозделам – убрать улицу, расчистить новостройку, что‑то погрузить.