– Что же все‑таки с мотивом?

– Этот человек испытывает очень мощный комплекс неполноценности. Обычно психоаналитики ищут причину этому, помогают пациенту вспомнить, с чего все началось, с какой странички его биографии, с какого случая, может быть, незначительного. И, найдя то, что побуждает больного комплексовать, заставляют его проанализировать эту причину, а потом как‑то сгладить – иногда убеждением, иногда гипнозом или психотропными средствами. Возможно, на призывном пункте с этим человеком произошло нечто такое, о чем он до сих пор не может забыть: какое‑нибудь унижение, оскорбление. И он стал убирать свидетелей – не столько преступления, сколько своего мнимого позора, устранять причину своего комплекса. Ему кажется, что это способ избавиться от него.

– Что делать в таком случае?

– Для начала проверить, кто из находившихся тогда на призывном пункте состоит на учете в районных психоневродиспансерах. У нас общая компьютерная система, так что, когда будут готовы списки всех призывников, собранных в Ясеневе, мы быстренько их проверим.

– Начните с Кныхарева, – подсказал следователь.

– О‑о, если бы! – улыбнулась Выготская. – Этого я, к сожалению, знаю как облупленного. На учете он не состоит.

Акинфиев допил кофе, поблагодарил хозяйку кабинета. По виду его нетрудно было понять, что он угнетен, и на вопросы, с которыми сюда пришел, не получил ответа.

К вечеру Акинфиев вернулся в прокуратуру, где его ожидал Зубров.

– Есть новости, Сергей Николаевич? – спросил старик и устало опустился на стул у входной двери, хотя по озабоченному виду молодого следователя он понял, что новости есть, причем малоутешительные.

– Из четырехсот шестидесяти четырех призывников мая девяносто первого, которые шестнадцатого числа находились на сборном пункте в Ясеневе, из армии не вернулось тридцать семь человек, – сообщил Зубров. – За прошедшие после демобилизации три с половиной года погибли одиннадцать. Двое умерли от рака. Трое – от алкогольного отравления. Пятеро убиты: один – в драке, двое – в дорожно‑транспортном происшествии, еще двоих совладельцев фирмы прикончили рэкетиры, виновные найдены и осуждены. Одно самоубийство. Но не здесь, а в Киеве. Монах Киево‑Печерского мужского монастыря Иероним, в миру – Кочур Николай Трофимович, семьдесят третьего года рождения, уроженец подмосковного Косина, повесился в своей келье.

– В Киеве? – задумчиво переспросил Акинфиев. – Похоже, не «наш»… И все же запросите УВД Украины: не получал ли накануне самоубийства этот монах открытки с Шарон Тейт. Чего он туда подался, в Киев, и какие грехи там замаливал?

– Положим, тайну исповеди нам никто не выдаст, – улыбнулся Зубров. – А запрос насчет подробностей самоубийства Кочура и результатов осмотра помещения я уже сделал.

– Трое – от алкогольного отравления, один – в драке, двое – в ДТП, – запрокинув голову и прикрыв веки, шевелил Акинфиев губами. – А может, неправильный диагноз, Сергей Николаевич?.. Виновные, говорите, приговорены? А если не те приговорены? Как Пелешите? Не попался бы ей следователь

Зубров, попался бы другой – и сидела бы прибалтийская гостья как миленькая за умышленное убийство!.. Он же инсценирует самоубийства, несчастные случаи, подставляет других!.. А может, он и в армии убивал? И все сорок восемь трупов из этих четырехсот шестидесяти четырех – дело его рук?

Зубров застыл посреди кабинета, с изумлением посмотрел на старика.