Хазары откатились. Ингвар, как в бреду, смотрел на текущую со стенных переходов кровь. Она была везде: на оружии, на одежде, на земле. Ингвар очнулся от встряски, рядом стоял Ратибор:

— Ну, что, варяг, мы отбились! Правда, нас на сорок человек меньше и раненых много. Но по сравнению с их потерями, наши — просто ничтожны, сказывается выучка.

Ингвар очнулся полностью:

— Раненых Ярославе, мертвых во двор. Кто может сражаться — пусть сражается.

На протяжении дня следовали хаотичные приступы. Хазары проверяли на прочность оборону китежан. В двух местах они сумели оттеснить ратников от частокола, но вовремя перекинутое подкрепление с других участков позволило удержать стены. Так закончился первый день. Китежане потеряли пятьдесят семь человек убитыми, зато вал трупов по другую сторону стены существенно вырос. Ночью штурма не было, и воины смогли немного отдохнуть.

Наутро картина резко изменилась: полторы тысячи степняков сели на коней и двинулись в сторону, откуда должен был наступать воевода. Против защитников заставы осталось около тысячи бойцов, это меняло положение дел, но оттого, что противника стало меньше — легче не становилось, их ряды за вчерашний день тоже уменьшились. На стенах стояло сто семьдесят пять ратников, и многие из них были ранены.

— Ну, что, воевода, проживем еще один день? — спросил Ратибор, во время обхода стен.

— Воля Перуна, — отозвался Ингвар, — может и сдюжим, если Добрыня подойдет, а нет, все здесь ляжем, уходить нам все равно некуда.

Их беседу прервала степная стрела, застрявшая в частоколе и мелко вибрирующая, к ней был прикручен тонкий лист бересты, на каких обычно писали. Данила научил его китежской грамоте, и Ингвар решил потянуть время. Письмо было коротким, и если выкинуть все ругательства, то им предлагали легкую смерть в случае сдачи. Ингвар прочитал письмо и пересказал его Ратибору.

— Ты собираешься сдаться? — удивился сотник.

— Конечно нет, но попробую выиграть для нас час, — Ратибор кивнул и отошел в сторону.

— Эй, — крикнул Ингвар в сторону хазар, — нам нужно подумать, дайте нам час.

От готовившейся к удару конницы отъехал одинокий всадник:

— Я, савир Пессах, даю тебе один час, и если после этого не откроются ворота, я пойду на приступ.

— Ну, видишь, — бросил Ингвар Ратибору, — проживем на час дольше.

За этот час Ингвар попытался хоть немного отдохнуть, но время прошло так быстро, что в голове пронеслась шальная мысль: «А может еще часок попросить». Отогнав ее, крикнул Ратибору:

— Лучшего стрелка ко мне с самым мощным луком.

Через секунду перед ним стоял Мал.

— Вот что, сейчас я выдерну из строя их савира и передам ему наш ответ, а ты подтвердишь его стрелой, попытайся сбить этого храброго дурака на землю и стреляй оттуда, где они не смогут тебя увидеть. Понял?

Мал кивнул и пропал. Ингвар же поднялся на стену.

— Эй, Пессах!

От строя отделился тот же воин, что требовал капитуляции.

— Хочешь сдаться, русс? — пролаял он.

— Да нет, — донеслось от стены, — хотел предупредить, что если вы не свернете свой палаточный городок и не уберетесь обратно в степь, то все до единого останетесь под этими стенами.

— Я принимаю твое решение, русс: мы все останемся под этими стенами, и будем смотреть на ваш погребальный костер.

Где-то недалеко прогудела тетива, и стрела Мала ушла в свой последний полет. Если бы солнце не светило хазарину в глаза, он бы заметил ее и успел уклониться, но солнце место не выбирает, и стрела вошла в его открывшийся для приказа рот.