|
.." - и, коль скоро речь зашла о войне, сколько бы та ей боли не причиняла, сочла, что не д_олжно бросать "бедных русских", раз уж мы "осоюзились". Дворецкий был убежден, что война продлится не больше десяти дней и закончится безоговорочной победой Франции, и не осмеливался, чтобы его не опровергли события, - да у него на то и не хватило бы воображения, - предсказывать войну долгую, с неясным исходом. Но из этой безоговорочной и немедленной победы он старался, по крайней мере, извлечь все, что могло принести страдания Франсуазе. "Все эти беды оттого, что много развелось таких, которым не хочется в солдаты, этих шестнадцатилетних нытиков". Когда дворецкий говорил что-нибудь, что могло бы ее неприятно "задеть", он называл это "пульнуть косточку, поставить закорючку, загнуть словцо". - "Шестнадцатилетних, Матерь Божья! - восклицала Франсуаза и добавляла, несколько недоверчиво: - Говорят ведь однако, что берут только после двадцати, а пока они дети". - "Естественно, у газет приказ такого не писать. Да!.. Из всей этой молодежи, которая пойдет на передовые, немногие вернутся. С одной стороны, хорошее кровопускание пойдет на пользу, это полезно время от времени и очень развивает торговлю. Да, к чертям собачьим, бывают парни слишком нежные, нерешительные, их сразу постреляют, двенадцать пуль под шкуру: бац! С одной стороны, это необходимо. Ну, а офицеры, им-то что, они получат свои песеты, а им того и надо". Франсуаза так бледнела от этих разговоров, что мы боялись, как бы дворецкий не довел ее до инфаркта и она не умерла. Впрочем, она укоренилась в своих пороках. Однажды ко мне в гости пришла девушка, и едва я вышел зачем-то из комнаты, как эту престарелую служанку, с больными ее ногами, я увидел наверху стремянки, в гардеробе, - она была занята, как сказала, поисками каких-то моих пальто, чтобы посмотреть, не съела ли их моль; на деле она подслушивала. Она по-прежнему расспрашивала меня, несмотря на мою критику, прибегая ко всяким околичностям, например, оборотцу "потому что конечно". Не осмеливаясь спросить меня: "Есть ли у этой дамы свой дворец?" - она говорила, робко подняв глаза, словно добрая дворняга: "Потому что конечно мадам проживает в особняках..." - избегая прямого вопроса не столь из учтивости, сколь из желания скрыть свое любопытство. Затем, поскольку любимые слуги, - в особенности, если теперь они практически не оказывают нам услуг и не выказывают почтения, приличного своему сословию, - остаются, увы, слугами, и еще решительнее подчеркивают границы своей касты (которые мы хотели бы стереть) по мере того как склоняются к точке зрения, что перешли в нашу, Франсуаза частенько обращала ко мне ("чтобы меня поддеть", - как сказал бы дворецкий) странные речи, которые никто кроме нее не произнес бы: со скрытой, но глубокой радостью, будто то было серьезной болезнью, будто у меня был жар, так что пот (а я этого не заметил) проступал на лице, она говорила: "Ну, вы вспотели!" - словно причиной был странный феномен; она улыбалась с легким презрением, будто речь шла о чем-то неприличном ("вы уходите, но вы забыли повязать галстук"), - голосом, однако, встревоженным, каким и расспрашивают о состоянии здоровья. |
