Чарльз Диккенс. Очерки Лондона
1. ЛОНДОНСКиЯ УЛИЦЫ УТРОМ.
Вид, представляемый улицами Лондона в летнюю пору; за час до восхождения солнца, покажется весьма поразительным даже и для тех, которые, благодаря или жалкому стремлению за удовольствиями, или необходимости снискать себе трудами дневное пропитание, уже давно знакомы с этой сценой. Холод и пустота среди безмолвных улиц, на которых мы во всякое другое время дня привыкли видеть деятельныя и шумныя толпы народа, среди на-глухо закрытых зданий, в которых днем совершаются различныя хлопоты и кипит жизнь, производят сильное впечатление. С наступлением утра улицы заметно пустеют. Начиная от полночнаго труженика до разгульнаго весельчака, все и все исчезает на них. Вот уже последний гуляка, который спешит возвратиться домой до разсвета, прошел по улице нетвердыми шагами, напевая вакхическую песню протекшей ночи; вот уже и бездомный бродяга, котораго нищета и полиция оставили на улицах, свернулся в глухом уголке,чтобы хотя во сне полакомиться вкусным блюдом и отдохнуть в теплом приюте.... Более трезвая и скромная часть народонаселения не пробуждалась еще к трудам наступившаго дня, и над всем городом могильная тишина. Серый и угрюмый свет наступающаго утра придает улицам еще более холодный и безжизненный вид. Извощичьи биржи на углах многолюднейших улиц совершенно пусты; публичные дома закрыты... Почти ни души на улицах.... Иногда только покажется на перекрестке полицейский страж, который безмолвно устремляет внимательный взгляд на отдаленный конец безлюднаго проспекта; или изредка, крадучись пробежит через улицу блудная кошка и с хитрою осторожностью спустится в нижние апартаменты своего жилья. Сначала она вскочит на дождевую кадку, потом спрыгнет на мусорную яму и наконец уже тихонько прокрадется к лестнице, как будто вся репутация ея зависит от того, чтобы ея ночныя похождения не обратили на себя внимания соннаго народонаселения. Местами вы видите полуоткрытыя окна в верхних этажах, обличающия душный воздух в комнате или безпокойный сон; а иногда увидите тусклый огонек ночной лампады, верной предвестницы мучительной безсонницы или тяжелаго недуга. Не будь этих немногих исключений, и вы не заметили бы на улицах ни малейших признаков жизни, не решились бы подумать, что в домах обитают живыя создания.... Но вот проходит час времени. Церковные шпицы и кровли высоких зданий мало по малу озаряются бледно-розовым светом восходящаго солнца, и на улицах мало по малу обнаруживается движение и раздается шум. В отдаленных концах их появляются рыночныя телеги: сонный вагонщик нетерпеливо понукает своих усталых лошадей или тщетно старается разбудить мальчика, который, безпечно развалившись на корзинах с фруктами, погруженный в упоительное самозабвение, забывает чудеса столицы, давно возбуждавшия его любопытство. Грубыя, немытыя, с заспанными глазами, создания страннаго вида, что-то среднее между дворником и конюхом, начинают вынимать ставни из окон ранних гостинниц, и на известных местах показываются небольшие деревянные столы, с обыкновенными приготовлениями для уличнаго завтрака. Множество мужчин и женщин (преимущественно последних), с тяжелыми корзинами фруктов на голове, тихо пробираются к Ковент-Гарденскому рывку, но той стороне Пикадилли, которая усажена деревьями, и, следуя друг за другом в близком разстоянии, образуют, от самого начала Пикадилли до поворота к мосту Найт, длинную, безпрерывно изменяющуюся линию. Иногда вы увидите каменьщика, который, с обедом в носовом платке, отправляется на дневную работу, а иногда встретите несколько ребятишек, которые тайком от своих родителей весело бегут по мостовой купаться. Их шумная радость производит сильный контраст с угрюмым выражением маленькаго трубочиста, который, простучав в скобу и прозвонив в колокольчик до боли в руках, терпеливо сидит у порога и ждет, когда изволит проснуться горничная или кухарка соннаго дома. |
