В этой конторе он просиживает по пяти часов и работает так прилежно и так правильно, как часы, поставленные над камином, громкий ход которых также однообразен, как и все его существование; он только изредка приподнимает голову, и то за тем, чтобы среди затруднительных вычислений взглянуть на потолок, как будто в пыльных стеклах и зеленых переплетах потолочных рам сокрыто вдохновение. В пять часов или в половине шестого он тихо опускается с своей табуретки, переменяет фрак и отправляется куда нибудь поближе к Бокльсбири, к своему обычному обеденному месту. Лакей исчисляет ему список блюд с доверчивым видом, потому что он постоянный посетитель, и после вопроса: "что у вас хорошенькаго?" или "что у вас свеженькаго?" посетитель заказывает порцию росбифу с зеленью и пол-кружки портеру. Порция его сегодня меньше обыкновенной, потому что зелень дороже картофеля на целую пенни, и потому еще, что вчера он потребовал лишнюю булку, а третьяго дня позволил себе скушать лишний кусочек сыру. По окончании этого важного договора с лакеем, он вешает свою шляпу и обращается к ближайшему соседу с покорнейшею просьбою одолжить ему газету по миновании в ней надобности. Если ему удается достать ее в течение обеда - какое счастие! Он с очевидным удовольствием то съедает кусочек своей порции, то прочитывает несколько строчек какого нибудь интересного известия. Аккуратно пятью минутами ранее часа времени посвященного обеду, он вынимает из кармана шиллинг, расплачивается, бережно кладет сдачу в жилет (отложив сначала одну пенни за труды лакея) и возвращается в контору. Если этот день нет иностранной почты, то спустя пол-часа он снова выходить в неё и обычным шагом возвращается домой в свою маленькую квартирку, расположенную в задней части какого нибудь домика в Эйлингтоне. Здесь ожидает его чай, в течение которого он иногда с удовольствием вступает в разговор с маленьким сыном домовой хозяйки, а иногда задает ему задачи из простого сложения, за что награждается одною пенни. По временам ему случается снести письмо к своему патрону на Россель-сквэр, а тогда богатый купец, услышав голос своего подчиненного, зовет его в столовую. "Мистер Смит, пожалуйте сюда", и мистер Смит, опустив свою шляпу к ножке одного из стульев великолепной залы, робко входит в столовую; приняв снисходительное предложение присесть, он тщательно подворчивает ноги под стул, садится в значительном расстоянии от стола и, выпив рюмку хересу, которую подносит ему старший сын хозяина, встает со стула, осторожно пятится назад и ускользает из комнаты с таким душевным волнением, от которого тогда только оправляется, когда снова увидит себя на знакомой ему Эйлингтонской дороге. Бедные люди! они довольны, но нельзя сказать, что они счастливы; смиренные и унылые, они не чувствуют в душе своей страданий, но зато они не знают также, что значит удовольствие.
Сравнив теперь этих людей с другим классом созданий, которые, подобно им, не имеют ни друга, ни товарища, но которых положение в обществе основано на собственном их выборе. Эти люди обыкновенно узнаются по седым головам и красным лицам; они бывают преданы портвейну и любят носить самые модные сапоги. Из убеждения (трудно определять только, какого именно: действительного или воображаемого, но вероятнее всего - действительнаго), что они богаты, а родственники их бедны, они становятся подозрительны, обнаруживают явное ко всем нерасположение, находят величайшее удовольствие считать себя несчастными и наводить уныние на всех, кто приближается к ним. Подобных людей вы можете увидеть всюду; в кофейных - вы легко узнаете их по недовольным восклицаниям и по роскошным обедам; в театрах - всегда увидите их на одних и тех же местах, с одними и теми же недовольными взглядами, которые они бросают на ближайших в ним молодых людей; на вечерах - по раздражительности за картами и по ненависти к музыке, Человек подобного рода любит, чтобы комнаты его были убраны великолепно, чтобы кругом его находилось огромное собрание книг, серебра и картин, и любит это не столько для собственного своего удовольствия, сколько для возбуждения зависти и огорчения в тех, которые сами желали бы иметь все это, но не имеют средств состязаться с ним. |