— Никитушка, солнышко, лапушка, надо сделать одно дело, которое я сделать не могу. Физически.

О-ля-ля! Звуки, донесшиеся из трубки, оставляли на долю фантазии немного: либо наша АТС подверглась нападению армии бульдозеров, либо господин майор свалился не то со стула, не то со стулом вместе. Опасаясь возникновения свежего трупа, я поспешила его успокоить.

— То есть, не то, чтобы совсем не могу. Но у тебя это получится гораздо проще. У вашей конторы должны же быть какие-то способы получения информации из всяких злачных мест?

— Ну… — осторожно донеслось из трубки. — Надеюсь, ты не собираешься отправить меня в бордель?

— Нет. В бордель — нет, это лишнее. Проверь, пожалуйста «Джокер», как его, казино, что ли?

— На набережной которое, на второй очереди?

— Ну да.

— И что тебе там нужно проверить?

— Мне лично — ничего. Меня игорные дома не интересуют, ибо я не верю в случайности. Это все как раз тебе надо. Есть такая мысль, что мальчик Вадик в момент убийства Челышова находился именно там. И, кстати, он говорит — и кажется, не врет — что его тачка третью неделю на приколе. Кажется, все.

— Ты что, хочешь сказать, что у него алиби и на первое убийство тоже?!

— Почему «тоже»? Его, с позволения сказать, алиби на момент убийства Гордеева, по-моему, гроша ломаного не стоит. Может, и это такое же. Проверь, Никитушка, тебе это проще. А я ничего не знаю. Этот милый юноша, по-моему, не украшение человечества — но это еще не значит, что он убийца, правда?

32. С. Мавроди. Дары волхвов.

На протяжении следующих полутора суток — две ночи и один день — я, отключив телефон и оставив из всех мозгов работать только спинной, мирилась с собственным организмом. В первую очередь с желудком, который совсем перестал подавать признаки жизни, что несколько пугало. Я ж все-таки не индийский йог. Двух-трех-дневную голодовку я еще как-нибудь переживу, но чтобы совсем без еды — это уж слишком.

За тридцать шесть часов я побила все рекорды, употребив чуть ли не килограмм скумбрии — в жареном и копченом виде, по полкило ветчины и сыра, пачку пельменей, почти дюжину яиц, сковородку жареной картошки, немереное количество всевозможной зелени, восьмикилограммовый арбуз и три больших пачки пломбира. Это не считая всяких приправ в лице кетчупа, майонеза, горчицы и сметаны. Ну и хлеб, разумеется. Неподалеку от моего дома есть хлебный киоск, где продают очень редкий в нашем городе хлеб под названием не то «Красногвардеец», не то «Комсомолец» — в общем, что-то коммунистическое (видать, название от «тех» еще времен осталось). Откуда-то из области привозят. Вкусноты сей продукт необычайной. Так что, буханка исчезает в мгновение ока.

В Книгу рекордов Гиннесса я не попала только из-за того, что поблизости не оказалось их представителей. Желудок урчал от удовольствия и даже пытался насвистывать что-то вроде колыбельной. По крайней мере я думаю, что это была колыбельная — потому что все время, свободное от поглощения еды, я спала.

Через тридцать шесть часов такой терапии, в восемь часов двадцать пять минут дивного летнего утра, довольный организм сказал «мр-р, мя-яу» и проснулся — свеженький, как деревенская сметанка, и деятельный, как пионерский отряд.

Итак, что там сообщил Вадик? Значит, машина на приколе, а Дина звонила около часу ночи?

И опять в качестве катализатора событий выступает телефонный звонок. Прямо традиция уже какая-то? А? Сойдет за версию?

 А семь два шесть ХО — нарисовала я в блокноте «несуществующий» автомобильный номер, что сообщило мне умное чадо на челышовской лестнице… А семь два шесть ХО.