Снова бросив взгляд на очкарика, Стенин спустился в подвал. И обомлел. То, что предстало его взору, доказывало, что оперативники задержали именно Отсекателя. Тут была фотолаборатория, и в то же время — это помещение являлось храмом маньяка. На стенах висели фотографии с изображением убитых женщин, в основном искажённые мукой лица, снятые под разными ракурсами. Это были не просто снимки, а фотоколлажи. В каждое изображение Отсекатель внёс рождённые его больной фантазией дополнения. К примеру, в мёртвых глазах женщин можно было разглядеть мелких насекомых, а в волосах — червей.

С содроганием осмотрев фотографии, Стенин перевёл взгляд на стол, на котором рядом с фотоувеличителем стояли маленькие баночки с отрезанными пальцами внутри. В красном свете всё это выглядело более чем жутко. На мгновение Стенину почудилось, что он очутился в иной реальности, там, где нет ничего, кроме кошмаров. Его бросило в жар, красный свет казался ему каким-то плотным, давящим. Тяжело дыша, он выбрался из подвала, вытер ладонью испарину со лба.

— Убедились? — буркнул Юдин, прикуривая очередную сигарету.

— Что скажете? — поинтересовался Машков. — Если хотите знать моё мнение, Лев Аркадьевич, то я так скажу: этот урод не должен жить. Меня воротит от мысли, что он проживёт ещё хотя бы час.

Стенин обратил внимание, что оперативники смотрели куда угодно, но только не на Отсекателя, словно опасались, что один вид этого упыря мог отравить сознание.

Отсекатель усмехнулся, покрутил головой, разминая шею, затем хрипловато запел:

— Хэй, приятель, разворачивай парус! Ио-хо-хо, веселись, как чёрт!..

Он пел, словно бы выплёвывая слова, и глядел на Стенина с издёвкой, будто вопрошая: «И что же ты со мной сделаешь, полковник?»

— Заткнись! — не выдержал Юдин. Было заметно, что он боролся с искушением избить маньяка до полусмерти.

Отсекатель улыбнулся, продолжая петь:

— ... Одних убило пулями, других сгубила старость! Йо-хо-хо, всё равно за борт!..

Стенина накрыла волна ненависти — такой лютой ненависти, что рассудок помутился, а на затылке волосы зашевелились. Подобного с ним ещё не случалось. Какими бы ни были обстоятельства, он всегда держал под контролем свои эмоции, но сейчас... эта чёртова пиратская песня, эта презрительная улыбка на физиономии психопата, этот красный свет, вырывающийся из подвала, словно из адских глубин... В сознании начали даже не появляться, а вспыхивать жуткие образы — то, что было изображено на фотоколлажах. Плохо соображая, Стенин вынул пистолет, машинально снял с предохранителя.

Отсекатель умолк и всё вокруг словно бы застыло. Стенин слышал стук собственного сердца и оно, как ему казалось, бухало не только в груди, но и где-то снаружи. Он медленно поднял руку с пистолетом, в голове была только одна мысль: «Это упырь не должен жить, не имеет на это права!»

Всё ещё улыбаясь, Отсекатель что-то прошептал, и Стенин сделал то, что от него с нетерпением ожидали оперативники: нажал на спусковой крючок. Выстрел в маленьком помещении прозвучал оглушительно, пуля попала точно в сердце, маньяк дёрнулся и завалился на бок.

Стенин испытал огромное облегчение, будто всё это время балансировал на краю пропасти и теперь отошёл на безопасное расстояние от бездны. Ему хотелось выстрелить ещё раз и ещё; хотелось видеть, как пули вонзаются в Отсекателя. Но сдержался, убрал пистолет в кобуру.

— Правильно, — произнёс Машков, подтвердив свои слова кивком. — Всё правильно. Даже как-то легче стало.

Юдин освободил руки Отсекателя от наручников, потом поднял с пола молоток и вложил его в ладонь мёртвеца. Прокомментировал:

— Он попёр на вас с молотком, Лев Аркадьевич, и вам пришлось стрелять.