|
-- Айда! Носилки схватил -- и по трапу. А Шухов, хоть там его сейчас конвой псами трави, отбежал по площадке назад, глянул. Ничего. Теперь подбежал -- и через стенку, слева, справа. Эх, глаз -- ватерпас! Ровно! Еще рука не старится. Побежал по трапу. Сенька -- из растворной и по пригорку бегом. -- Ну! Ну! -- оборачивается. -- Беги, я сейчас! -- Шухов машет. А сам -- в растворную. Мастерка так просто бросить нельзя. Может, завтра Шухов не выйдет, может, бригаду на Соцгородок затурнут, может, сюда еще полгода не попадешь -- а мастерок пропадай? Зана'чить так заначить! В растворной все печи погашены. Темно. Страшно. Не то страшно, что темно, а что ушли все, недосчитаются его одного на вахте, и бить будет конвой. А все ж зырь-зырь, довидел камень здоровый в углу, отвалил его, под него мастерок подсунул и накрыл. Порядок! Теперь скорей Сеньку догонять. А он отбежал шагов на сто, дальше не идет. Никогда Клевшин в беде не бросит. Отвечать -- так вместе. Побежали вровень -- маленький и большой. Сенька на полторы головы выше Шухова, да и голова-то сама у него экая здоровая уродилась. Есть же бездельники -- на стадионе доброй волей наперегонки бегают. Вот так бы их погонять, чертей, после целого дня рабочего, со спиной, еще не разогнутой, в рукавицах мокрых, в валенках стоптанных -- да по холоду. Запалились, как собаки бешеные, только слышно: хы-хы! хы-хы! Ну, да бригадир на вахте, объяснит же. Вот прямо на толпу бегут, страшно. Сотни глоток сразу как заулюлюкали: и в мать их, и в отца, и в рот, и в нос, и в ребро. Как пятьсот человек на тебя разъярятся -- еще б не страшно! Но главное -- конвой как? Нет, конвой ничего. И бригадир тут же в последнем ряду. Объяснил, значит, на себя вину взял. А ребята орут, а ребята матюгаются! Так орут -- даже Сенька многое услышал, дух перевел да как завернет со своей высоты! Всю жизнь молчит -- ну, и как гахнет! Кулаки поднял, сейчас драться кинется. Замолчали. Смеются кой-кто. -- Эй, сто четвертая! Так он у вас не глухой? -- кричат. -- Мы проверяли. Смеются все. И конвой тоже. -- Разобраться по пять! А ворот не открывают. Сами себе не верят. Подали толпу от ворот назад. (К воротам все прилипли, как глупые, будто от того быстрей будет.) -- Р-разобраться по пять! Первая! Вторая! Третья!... И как пятерку назовут, та вперед проходит метров на несколько. Отпыхался Шухов пока, оглянулся -- а месяц-то, батюшка, нахмурился багрово, уж на небо весь вылез. И ущербляться, кесь, чуть начал. Вчера об эту пору выше много он стоял. Шухову весело, что все сошло гладко, кавторанга под бок бьет и закидывает: -- Слышь, кавторанг, а как по науке вашей -- старый месяц куда потом девается? -- Как куда? Невежество! Просто не виден! Шухов головой крутит, смеется: -- Так если не виден -- откуда ж ты знаешь, что он есть? -- Так что ж, по-твоему, -- дивится капитан, -- каждый месяц луна новая? -- А что чу'дного? Люди вон что ни день рождаются, так месяцу раз в четыре недели можно? -- Тьфу! -- плюнул капитан. |
