– Бет говорит, вы привели около двадцати стрелков?

– Девятнадцать, включая меня. Вообще-то, у нас по округу больше пятидесяти членов, но это все, что я сумел собрать за такое короткое время. Остальные ребята небось будут локти грызть от досады, что пропустили все веселье!

– Они не пропустят ничего, поскольку веселья не будет, – сказал ему Бертон. – Я собираюсь устроить демонстрацию силы, но в моих намерениях покончить это дело миром.

Доусон улыбнулся:

– Как скажете, шериф.

– Мистер Доусон. Позвольте мне говорить с вами предельно откровенно. В настоящий момент я зол как сто чертей. Если кто-нибудь из ваших людей сорвется с цепи и примется стрелять по детям не в целях самозащиты, я с него шкуру спущу и засуну ему же в задницу. Я понятно выразился?

– Куда уж понятнее, – пробурчал Доусон.

– Вот и хорошо. Грузите своих людей в машины. Мы выступаем.

– Эй, по машинам! – заорал рыжеволосый. Люди ответили одобрительными выкриками.

Они забрались в свои пикапы и завели моторы. Машины стояли на солнце, урча двигателями. Первым тронулся с места отряд шерифа – пять полицейских патрульных машин, возглавляемых Бертоновским «Плимутом Гран Фьюри». Сам шериф сидел на пассажирском сиденье, держа ружье на сгибе локтя; за рулем был помощник шерифа Палмер.

Ни мигалок, ни сирен включать не стали: Бертон не хотел паники.

Когда они приблизились к Дому, между деревьями стал виден столб дыма, поднимавшийся к небу в отдалении. Дом горел!

– Не возражаете, если я закурю? – спросил Палмер. Обычно Бертон не позволял этого.

– Валяй, – ответил шериф.

Помощник опустил стекло и пригнул голову, прикуривая. Он сунул зажигалку «зиппо» обратно в нагрудный карман своего мундира и глубоко затянулся.

Бертон тоже опустил стекло со своей стороны, чтобы впустить воздух.

– Ничего, все будет в порядке.

– Да не боюсь я чудиков, черт возьми!

– Угу. Включай мигалки. Устроим им шоу.

Сверкая огнями, патрульные машины запрыгали по ухабам. Миновав последние деревья, они въехали во двор учреждения.

– Пресвятая матерь божья! – проговорил Палмер, наконец увидев Дом.

– Тормозни-ка здесь, – приказал Бертон.

Он вышел, поддернул портупею с оружием и зашагал вперед, чтобы осмотреть руины. От Дома не осталось ничего, кроме раскаленной дымящейся груды обломков. Стальной ангар для ремонта автотехники был единственной постройкой, которая осталась стоять. Земля была усеяна обломками и деталями разбитых машин. Двор превратился в зону боевых действий. Повсюду валялись тела – изорванные в кровавые клочья, покрытые пеплом. Два тела принадлежали чумным: их застрелили насмерть.

Двое людей отошли в сторону, чтобы сблевать. Остальные потрясенно бормотали. Шериф не слышал слов, но мог догадаться, что они говорят. «Перебить всех до единого! Отомстим за полковника! Покончим с этим делом раз и навсегда».

Он присел рядом с искалеченным телом Дэйва Гейнса, которое лежало на залитой кровью траве. Голова учителя была неестественно вывернута, рука раздавлена в кровавое месиво. Гейнс считал, что если его бредовая история убедила всех остальных, то и дети тоже в нее поверили. Скорей всего, именно он послужил отправной точкой для восстания.

А может быть, начало было положено давным-давно. Грязный, затхлый дом. Суровая дисциплина. Годы и годы жестокого обращения. Тяжелая работа на полях. Взросление без родителей. Потом дети выросли достаточно, чтобы понять, что и в будущем их не ждет ничего хорошего.