|
Но Квадрат сейчас находился в другом, хотя и тоже суверенном государстве, и ничего видеть не мог. Отставник бросил в мою сторону укоризненный взгляд – очевидно, дым моей сигареты дошел до его ноздрей. Он встал и направился ко мне, но вместо ожидаемого внушения вдруг вежливо попросил сигарету. Я угостил его, он поблагодарил и вернулся на свое место. На витрине было полно сигарет, но он не покупал, а просил; вначале это меня разозлило, а потом я понял, что ему просто не на что купить, и мне стало его жаль.
Сколько же тысяч таких отставников, прошедших науку убивать, не находят себе применения в неуставной жизни! Прибывая из горячих точек бывшей Родины, множащихся, как кресты на погосте, эти ребята, привыкшие пусть к относительной, но все же дисциплине, способные как повелевать, так и подчиняться, явно теряются в штатском бардаке. Вместе с недоучившимися из‑за нищенских стипендий студентами, выброшенными за ворота заводов и фабрик рабочими, они составляют уже целую армию молодых, здоровых, сильных невостребованных людей. Потенциальные налетчики и рэкетиры, проститутки и сутенеры, воры и наемники, разуверившись в благотворительности митинговых лидеров, не из мести предавшей их державе – ради прокорма семей выйдут они н большую дорогу… Так думал я, расправляясь с котлетой, и пришел к выводу, что нет худа без добра: будут при деле они – будет работа охранникам вроде меня, чьи ноги сегодня ценнее профессорской головы. В жизни всегда есть место Стольнику, и с разговорами о биржах мы повременим! Я рассчитался с официанткой и, уверенный в своем завтрашнем дне, отправился в четырнадцатый вагон. От него меня отделяли пятнадцать дверей, десять тамбуров, полсотни встреченных по пути пассажиров. Кое‑кто был уже при параде, нарядные ребятишки освоились и льнули к окнам – по всему чувствовалось, что Киев не за горами. Перебирал постельное белье проводник. Перешагнув через груду грязных простыней, я дошел до второго купе. Дверь была открыта, Председатель Колхоза задумчиво смотрел в окно. Хозяина на месте не было. Миновав свое купе, я рванул в нерабочий тамбур. Пусто. Вернулся назад. – Доброе утро, – постучавшись, отвлек Председателя от его думы, – а где ваш попутчик? Он равнодушно пожал плечами: – Вышел. – Как… вышел? Где? – На станции. От легкого кайфа после выпитого коньяка не осталось и следа. Я шагнул в купе, рывком поднял полку… Чемодана не было! Место, где висели кожаное пальто и приметный пиджак, пустовало. – «Разгулялся наш кондитер, пригорели пироги», – неожиданно для себя вслух сказал я. – Он что, совсем вышел? Председатель улыбнулся: – Совсем. – И ничего не сказал? – «До свидания» сказал. А что? Не отвечая на его вопрос, я бросился к проводнику. – Пассажир из второго купе билет забыл, – соврал на авось, – вы мне отдайте, я в бухгалтерии отчитаться должен, мы вместе работаем… – Чому забув? – не отрываясь от пересчитывания простыней, повел плечом проводник. – Вин не забув, взял квыток и пишов. – А‑а… ну, тогда… – залепетал я неразборчиво. – А у него билет до Киева был? – Ну, – он вдруг застыл, отбросил простыню и вперился в меня недоверчивым взглядом. – Так вы ж разом працюетэ… – сощурился хитро. Ну, Стольник! Ну, мент позорный!.. Вообще‑то я чувствовал, что несу ахинею, но никак не ожидал, что этот полупьяный эмпээсовский придурок сообразит, что к чему. – Он сам себе покупал билет, – отмахнулся я и, чтобы не засыпаться на подробностях, восвояси пошел по вагону. Рука невольно потянулась к пачке с верблюдом. |
