Таксист оказался болтуном. Складывалось впечатление, что он просто боялся замолчать хотя бы на секунду – все, что было в поле его зрения и вне его, он охаивал, сопровождая монолог примитивным матом.

– От же коз‑злы! – начал, чиркнув стартером, еще на площади. – На японских заправках бензину… – до… и больше, гонят по девяносто копеек за литр, народу – на километр. Нет бы… нас заправлять без… О! Гляди: поехал!.. Видал? Газовый. Курить… в салоне…

Поняв, что это имеет ко мне такое же отношение, как имело бы к любому другому пассажиру, я перестал его слушать и всецело предался наблюдению. При въезде на бульвар дорожная ситуация стала меняться: за нами увязалась белая «вольво», впритирку к ней шли «запорожец» и старый «москвич», водители которых, наверно, были счастливы от такого соседства, но их я исключил из списка возможных преследователей. На углу зарешеченного желтого парка поток раздвоился – бульвар пересекала улица. Теперь мое внимание привлекали «вольво» и красная «девятка»; последняя шла метрах в пятидесяти, и я мог разглядеть водителя и женщину рядом с ним. Решив, что присутствие представительницы слабого пола исключает участие «девятки» в гонках, я сосредоточился на «вольво». Ее зеркальные стекла скрывали от глаз пассажиров.

– Как были гады, так и остались, – шипел Болтун. – Сколько они… в том парламенте имеют? Думаешь, как мы с тобой?.. Понабирали коз‑злов… мать, будут они о народе думать! Придешь с работы, телик врубишь, а там… бакланят почем зря…

Мы остановились у светофора перед колхозным рынком. «Вольво» вдруг отстала, пропустив «девятку». Сейчас я мог определить возраст пассажирки – блондинка лет сорока – и увидел, что на заднем сиденье едет еще один пассажир. Никого из этих троих я раньше не встречал.

Положив правую руку на чемодан, я пытался открыть его, но, заранее сознавая тщетность этого занятия, особого значения ему не придавал – просто клацал замком для очистки совести.

Такси миновало базарную площадь и стало подниматься по старой узкой улочке. Мне вдруг захотелось, чтобы дорога до гостиницы продлилась как можно дольше; я бы согласился не только слушать Болтуна, но и заплатить ему вдвойне за каждый лишний километр, лишь бы дать перерыв мозгам и не на шутку расшалившимся нервам. Предчувствие неприятностей усугубило внезапное появление черного кота из арки старинного дома.

– От же, падлы… поразводили тварей! – ударил по тормозам Болтун и, переключив передачу, перешел с хозяев на животных: – Собаковозки не ездят – бензина не дают, так они стаями… шастают, скоро людей жрать начнут почем зря. А шо? Мяса в стране –… а то, шо есть – сколько стоит? То‑то! Кто их… держать будет? Вот и бросаются под колеса, – он пронзительно заржал, задрав голову.

Объяснение его поведению нужно было искать, вероятно, в справочнике по психиатрии. Парень был моложе меня, и я с сочувствием подумал о его пассажирах лет этак через пять. Но машину, как ни странно, он вел с предельной осторожностью и при этом держал приличную скорость.

Мы выехали на нарядную отреставрированную улицу, повернули налево, а «вольво», к моему удивлению, – направо вверх. Неужели они отпустили меня без сопровождения? Не может быть! То обстоятельство, что я возьму такси, а не попрусь с чемоданом на перекладных, вряд ли могло оказаться для них неожиданным. Стал бы Слуга лететь из Москвы, чтобы за здорово живешь расстаться с этой «клюквой»!

Оставалась «девятка».

За кооперативными ларьками напротив кинотеатра стояли цветочные ряды.