Сто приседаний. Теперь ногами – за арматуру: сто катков пресса. Сто раз отжаться на кулаках. Восстановить дыхание. Расслабиться (10 секунд). В обратном порядке: сто раз отжаться на пальцах… сто приседаний… пресс – пятьдесят…
Шпагат продольный левый… поперечный… правый… Задержать дыхание (5 секунд). Выдох!..
Есть: пошел пот! Не остывать: махи правой – пятьдесят, левой столько же. Прыжки: десять… тридцать… выше!.. быстрее!.. интенсивнее!.. Тыли: «Дангун»‑тыль, «Досан»‑тыль[5]… Передышка с расслаблением (15 секунд)…
Течет. Сердце быстро возвращается в привычный ритм. Хватит?.. Нет, нужно подстраховаться – повторить все сначала!
«Тэквон!» Сто качков пресса… Сто приседаний…
Сто отжиманий на запястьях… Сто прыжков – выше, выше, выше! – туда, к звездам, к черному живому небу, единственному моему свидетелю и собеседнику.
Седьмая. Площадь в Киеве перед вокзалом. За мной начинается слежка. Нет, не из‑за таксиста‑стяжателя сыграл в деревянный бушлат немец: они ждали Хозяина, а вместо него увидели незнакомца с чемоданом. Они приняли меня за сотрудника органов и, опасаясь, что немец расколется, поспешили его убрать!.. Осталась самая малость: узнать, кто они…
Все, хватит! Нужно растереться майкой – до боли, до красноты. Теперь одеться, застегнуться на все пуговицы. Кажется, в голове прояснилось, глотаю свободно, прошел озноб, тепло, сухо, только чуть подрагивают мышцы – это хорошо. Еще несколько дыхательных упражнений, и болезнь отступит хотя бы на время…
Восьмая. Я у переговорного пункта… Интересно, почему не отвечал телефон агентства? Пока хоть один из сотрудников на задании, кто‑то обязательно должен дежурить у телефона – у нас так заведено, и до сих пор это правило соблюдалось неукоснительно…
Судя по пульсу, температура была нормальной. Не оставляло желать лучшего и самочувствие, только вот надолго ли? Нужно успеть что‑то сделать, на повторный комплекс у меня не хватит сил, к тому же можно посадить сердце…
Девятая. Я угостил Валерию. Как хорошо, что она встретилась на моем пути! Видно, Бог все‑таки есть…
Разомлел, стало клонить ко сну. Два часа на уютном чердаке – хорошо, но мало. Даже для моего выносливого организма…
Десятая. Опять она, Валерия Тур‑Тубельская… Оказалось, что меня подозревают в убийстве. Для меня это не ново: я ошарашен известием о германском подданстве жертвы. И хотя я сам видел, что он не негр, такого не предполагал…
На высоте тихо. Не слышно даже букашек‑автомобилей. Хорошо, тепло, физические упражнения помогли. А умственные… Те несколько открытий, которые я сделал, перебирая в памяти выкуренные сигареты, – лишь версии; если они и приближали меня к истине, то ничего не давали в практическом отношении…
Одиннадцатая. Мы сидим на пороге хоботовской хаты и курим. Она не понимает, почему я не рассказал обо всем генералу. Почему?.. Да чтобы – если он не поверит и сочтет меня преступником – у него не возникло мысли о том, что Валерия хотела использовать его связи для моей отмазки! Дружба – явление редкое, ею нужно дорожить. И не только своей…
Двенадцатую я выкурил здесь, находясь в положении загнанной лошади, точнее – затравленного охотниками волка. Какая разница: и тех и других рано или поздно пристреливают.
Не правда ли?
14
Плохо честному человеку без милиции, но не в моем положении уповать на нее. |