|
Начальник – не исповедник, выслушает – не прослезится. Зачем ему кого‑то искать, разоблачать, рисковать служебным положением, если – вот он, готовый преступник? Когда в каждом втором деле приходится выдергивать «Макарова» из кобуры – научишься думать, за что и с какой стороны подставлять лоб под пули. Особенно, когда одна сторона платит зарплату (пусть даже в три раза превышающую прожиточный минимум), а другая пятьдесят тысяч наличными за пустячок: ловишь, но упускаешь; стреляешь, но не попадаешь; отходишь за угол, покуда ребята потолкуют. Есть, конечно, и там закройщики шуб из моральных ценностей, но многие поумнели «в силу экономических объективных предпосылок», знают: сделаешь ты жизнь с товарища Дзержинского или с Мишки Япончика – в одной земле лежать. Герои умирают дважды: вначале их убивают враги, а спустя годы развенчивают те, за кого они сложили свои головы. Примеров тому не счесть, в милиции тоже газеты читают, поняли уже, что к чему. А с меня, дурака, что взять, кроме недокуренной пачки «Кэмела»?
Я еще помню, как, расшибив лоб о неприступную стену рахимовского авторитета, подался из УГРО в патрульную службу. «Доучусь, – думал, – спокойно, а диплом получу – видно будет». Но рука злопамятного майора оказалась намного длиннее, чем я себе представлял, там ведь – как в торговле: все повязаны… Я спал и не спал. Едва закрывал глаза, перед взором появлялись назойливые спутники моих сновидений: призрак майора Рахимова и розоватые небесны^ образования, все больше походившие на нежные лепестки, чем на снежинки. В один из таких приступов сна я отчетливо увидел, определил даже на ощупь, что это были именно лепестки, и до меня стал доходить мистический смысл этого превращения: вишня! От услышанного телефонного разговора Слуги до чаепития с вареньем – целые сутки меня не покидало подспудное ощущение, что я обожрался этой ягодой. Я стал усиленно вспоминать все, что знал о ней: «Вишня в шоколаде» – ел… «Вишневый ликер» («Черри‑брэнди», кажется) – пил… «Спелая вишня» – цвет соседских «жигулей» – ездил… Но ведь не конфеты же и не напиток имел в виду Слуга?! Опасаясь переохлаждения организма, я встал и заходил по недостроенной квартире. Нужно было сматываться отсюда, и как можно скорее: под покровом ночи я мог добраться до какого‑нибудь полустанка, а там электричками – до хутора Михайловского. Если меня возьмут, то пусть это произойдет на территории России. Много думать вообще вредно, а тем более, когда думать уже нечем – выжал из башки все мысли, и теперь в ней пусто, как в карманах у нищего. Кстати, неплохо бы узнать, сколько в карманах у меня самого – не исключено, что часть пути придется преодолевать на попутках. «Деньги есть – Уфа гуляем, деньги нет – Чишмы сидим!..» С трудом разбирая в темноте достоинства купюр, я стал пересчитывать свою наличность. В одном из отделений бумажника лежал сложенный вчетверо листок из блокнота: «Ленинградская, № 609, 11.00. Не виляй, тебя пасут. Расчет на месте» . Я пробежал глазами окаянную записку Хозяина, и вдруг… Не может быть! Не может быть! Я посветил зажигалкой. Совершенно неожиданная, бредовая версия, но никакая сила на свете уже не могла заставить меня отказаться от ее проверки: по фактуре, крупной перфорации, алфавитному срезу с правой стороны, широкой голубой линейке листок напоминал тот, который я обнаружил в пепельнице «фолькса»!.. Что это – одинаковые блокноты у немца и Хозяина? По теории больших чисел почти исключено, подобно попаданию бомбы в одну и ту же воронку дважды. «Если только я окажусь прав!.. Если только… Значит, формулы писал не немец?..» Лихорадочно соображая, чем для меня может обернуться идентификация блокнотных листков, я почти бегом преодолел пролеты небоскреба. |
