– Усэ гаразд! – сказал бодро, вставляя ключ в замок зажигания.

– Спасибо.

– Та нэма за що, – повернувшись назад, он аккуратно вывел «волгу» со стоянки и выехал на улицу. – Я вас в кафе отвезу, вин як раз там рядом живэ.

– Как он выглядит, этот Корзун? Импресарио задумался, пожал плечами:

– Такий… лет пятьдесят, вэлыкый, сывый. В окулярах… Та я ж вас познайомлю!

– Нет. Ты там не маячь. Я его сам узнаю.

Толик свернул на площадь и стал забирать круто вверх по булыжной мостовой.

– А вы в милиции працюетэ? – не удержался от вопроса.

Либо он был простаком, либо – хитрецом. Я склонялся к первому, но, скорее всего, в нем уживались тот и другой. Такие умеют вертеться, не зарываются, у них масса знакомых – талант общения позволяет им легко обрастать нужными связями и пользоваться расположением. Думаю, и химик знакомый у него бы нашелся, а уж завмаг местного супермаркета наверняка лучший друг! Их свобода и независимость держатся на двух главных качествах, покладистости и неспособности обижаться. Я люблю таких людей, с ними легко и просто.

– Не совсем в милиции, – ответил ему, – хотя и рядом.

Проникшийся сознанием важности и секретности своей миссии, он многозначительно кивнул и покосился в зеркальце заднего вида…

Кафе, у которого мы остановились, размещалось в полуподвальном этаже «сталинского» дома и называлось «КАШТАН» (что у меня тут же трансформировалось в «кафешантан»).

– Жене отвези, – отдал я Толику пакет с фруктами.

– Та нэ трэба, хиба ж вона витаминив нэ йисть! – запротестовал он, покраснев от смущения.

– Бери, бери, куда мне с этим?.. А цветы Валерии отдай.

– Ну, спасыби…

Я оглянулся по сторонам, выскользнул из машины.

– Слушай, Толик, – наклонился к окошку, – ты через часок не освободишься?

Он посмотрел на часы.

– Зараз мэни Валерию Брониславну на рэпэтыцию пидкынуты трэба, – сказал уклончиво.

– И ладно! Подкинь, а потом – я тебя прошу! – подожди нас с Корзуном… вон там, идет?

Мне было неловко использовать его в качестве личного шофера, но не болтаться же по центру города средь бела дня! Дальнейшие планы целиком зависели от предстоящей встречи. Проводив «волгу» взглядом, я скрылся за тяжелой дверью «кафешантана».

15

Всякое общество нуждается в людях, работающих в пограничной зоне нравственности…» Это я у одного американца вычитал. Уж и фамилию его позабыл, а цитата в башке балластом засела.

Бармен у стойки в затемненном углу лихо орудовал шейкером. У него с нравственностью полный порядок: если где и не дольет, разбавит, девчонку приятелю за пару долларов подложит – так это ж не роскоши ради, а существования для. Бармен хорошо знает, что никакого государства нет, а и было – не спрашивало: «Как там у тебя, брат, дела, не нуждаешься ли в чем?»

Когда‑то я на эту тему с Квадратом разговорился. Возмутился Квадрат: «Как, – говорит, – о нравственности человека по его профессии можно судить?» Я доказывал, что именно это имел в виду американец: «работающих» ведь сказано, не «живущих»!.