– Пишите! – вернул книжку. – Все пишите.

Он нехотя вернулся к своему занятию. Некоторое время я молча следил за его пером.

– А что будет, если открыть такой контейнер? – спросил.

– Ничего. Если ампулы целы, конечно.

– А если нет?

Он глянул на меня поверх очков, как на придурка, и засмеялся своим надтреснутым хохотком:

– Лучше не надо!.. Видите, я пишу: «точка мгновенного парообразования 37,7 °C»?

– И что?

– И – все! Вы вдохнете и… и хрен с вами, вы мне глубоко несимпатичны, признаться. Но в случае разгерметизации ампул произойдет мгновенное токсическое заражение местности.

Он стал писать что‑то латинскими буквами дальше, а я вдруг вспомнил, как саданул дипломатом по оконной раме в гостинице, как отбил им щепу от перил, и похолодел…

– Значит, у нас эта ртуть не применяется, но производится?

– Молодой человек, я ведь не политик, я ученый. Стоило бы напомнить ему, что он вообще вахтер, чтобы не кочевряжился, но это могло все испортить.

– А при чем тут политика?

Взглядом он опять не преминул подчеркнуть мою неосведомленность.

– Вы же сами сказали: не применяется, но производится. Значит?..

– Продается? – догадался я. – Она что, дорогая?

– Не покупал.

– А все же? Примерно?

Он задумчиво уставился в потолок.

– Долларов четыреста, – бросил.

– Контейнер?

– Грамм!

Я невольно присвистнул.

– Все. Больше я вам ничем не могу быть полезен, – теперь уже окончательно вернул канцелярские принадлежности Корзун.

Я бесцеремонно вырвал из книжки две исписанные странички.

– Могу быть свободен? – не скрыл физик сарказма.

– А я вас не арестовывал. Спасибо за информацию.

Обмениваться рукопожатиями мы не стали. Корзун приоткрыл дверцу, поставил ногу на асфальт и обернулся ко мне.

– Хотите совет? – спросил. – Не связывайтесь: не удастся. Сопровождающий конвой в лифте меняется на каждом этаже по пути следования готовой продукции из лаборатории с полным документальным оформлением передачи груза. На каждом!.. Стреляют без предупреждения.

Настала моя очередь выразить сомнение по поводу его умственной полноценности: он что же, решил, что я готовлю ограбление секретного завода?!

Взгляд мой Корзун пережидать не стал. Обойдя «волгу», замер вдруг, потом вернулся и наклонился к окошку:

– Вспомнил!

– Что вы вспомнили?

– Кодовое название вспомнил.

– Ну?..

– «Красная вишня», – и, не прощаясь, побрел по тротуару в никуда.

– Мэни в филармонию трэба, – тихонько напомнил о себе импресарио.

– Давай.

«Значит, тридцать "кэгэ" по четыреста "зеленых" за грамм это… – подсчитывал я в уме под мерный шум двигателя, – это… получается, что на чердаке у Хобота я оставил двенадцать миллионов долларов?!.»

Красиво! На эти деньги вполне можно купить пачку «Кэмела», кроссовки, часы, заплатить за год вперед за квартиру и даже Мишке на собаку останется!

Вспомнив о «Кэмеле», я закурил. Вывод, который напрашивался из всей этой информации, был прост, как ливерная колбаса: помимо мафии, эмвэдэшников, безошников и прочих, в поисках пропавшего «дипломата», а стало быть, и меня, задействован весь военно‑промышленный комплекс с его самым большим и старым генералитетом в мире!

16

«Нет гармонии.