Может быть, было бы лучше, если бы он был расстрелян много лет назад в далекой южной стране. Но он выжил. На этот раз никто его не спасет в последний миг. И было поздно передумать.

Президент России в это утро проснулся в дурном настроении. Первым, на ком он сорвал раздражение, был его повар, который принес завтрак. Жеримский бросил поднос на пол и заорал:

— Такого ли гостеприимства я должен был ждать, приехав в Ленинград?

Он бросился вон из спальни. В его кабинете нервный служащий положил ему на стол документы, которые он должен был в этот день подписать, — о том, что милиция имеет право арестовывать граждан, подозреваемых в преступлении, не предъявляя им обвинений. Это не улучшило настроения Жеримского. Он знал, что это только уловка, чтобы арестовывать на улицах карманных воров, торговцев наркотиками и мелких преступников. Он хотел, чтобы ему поднесли на блюде голову Царя. Если министр внутренних дел не сумеет этого сделать, пусть пеняет на себя.

К тому времени, как прибыл заведующий персоналом, Жеримский подписал приказ об аресте сотни людей, единственное преступление которых заключалось в том, что они поддерживали Чернопова во время предвыборной кампании. По Москве уже ходили слухи, что его бывший соперник собирается эмигрировать. Прекрасно! Как только он покинет страну, Жеримский подпишет тысячу таких приказов и посадит в тюрьму всех, кто служил Чернопову в каком бы то ни было качестве.

— Ваш лимузин ждет, господин президент, — сказал оцепеневший служащий, лица которого Жеримский не мог увидеть. Он улыбнулся при мысли, что сейчас его ожидает гвоздь программы сегодняшнего утра. Он предвкушал это утро в «Крестах», как другие предвкушают вечер в Мариинском театре. Жеримский помедлил на верхней ступеньке, чтобы окинуть взглядом кортеж сверкающих автомобилей. Он уже дал указания партийным товарищам, что в его кортеже всегда должно быть на один автомобиль больше, чем у прежнего президента.

Усевшись на заднее сиденье третьей машины, он взглянул на часы. Семь часов сорок три минуты. Милиция уже час назад очистила дорогу, так что президентский кортеж мог проехать, не встретив ни одной машины в обоих направлениях. Как он объяснил своему заведующему персоналом, перекрытое движение лишний раз напомнит жителям, что президент в городе.

Автоинспекция уже вычислила, что поездка, которая в обычное время занимает двадцать минут, сейчас должна занять семь. Проскакивая на светофоры, какой бы ни был на них цвет, и пересекая Неву через мост, Жеримский даже не оглянулся на Эрмитаж. Переехав Неву, водитель головной машины увеличил скорость до ста двадцати километров в час, чтобы президент вовремя поспел на свою первую официальную церемонию в это утро.

Лежа на своей койке, заключенный услышал, как охранники шагают по каменному коридору по направлению к его камере, и каждый следующий шаг был громче, чем предыдущий. Он подумал: «Интересно, сколько их будет». Наконец они остановились перед его камерой. В замке заскрежетал ключ, и дверь открылась. Человек, которому осталось жить лишь несколько минут, отмечает каждую подробность.

Их ввел Большенков. Заключенный удивился, что тот вернулся так быстро. Большенков закурил сигарету, затянулся и предложил ее заключенному. Тот отрицательно покачал головой. Начальник милиции пожал плечами, как всегда, растер окурок на каменном полу и вышел, чтобы приветствовать президента.

Затем в камеру вошел священник. У него в руках была большая открытая Библия. Он негромко пробубнил несколько слов, которых заключенный не понял. Затем вошли три человека, которых он сразу же узнал. Но на этот раз не было бритвы, не было иглы, только наручники. Они уставились на него, словно желая, чтобы он попытался сопротивляться, но, к их разочарованию, он спокойно сложил руки за спиной и ждал. Они надели наручники и вытолкнули его в коридор.