|
Питер Блад смело вышел вперед... Он держался прямо и уверенно, но лицо его было мрачно. -- Капитан Гобарт в самом деле нашел меня в усадьбе Оглторп, -- сказал Блад спокойно, -- однако он умолчал о том, что я там делал. -- Ну, а что же ты должен был делать там в компании бунтовщиков, чья вина уже доказана? -- Именно это я и прошу разрешить мне сказать. -- Говори, но только короче. Если мне придется выслушать все, что здесь захотят болтать собакипредатели, нам нужно будет заседать до весны. -- Я был там, ваша честь, для того, чтобы врачевать раны лорда Гилдоя. -- Что такое? Ты хочешь сказать нам, что ты доктор? -- Да, я окончил Тринити-колледж в Дублине. -- Боже милосердный! -- вскричал Джефрейс, в голосе которого вновь зазвучала сила. -- Поглядите на этого мерзавца! -- обратился он к членам суда. -- Ведь свидетель показал, что несколько лет назад встречал его в Танжере как офицера французской армии. Вы слышали и признание самого подсудимого о том, что показания свидетеля правильны. -- Я признаю это и сейчас. Но вместе с тем правильно также и то, что сказал я. Несколько лет мне пришлось быть солдатом, но раньше я был врачом и с января этого года, обосновавшись в Бриджуотере, вернулся к своей профессии доктора, что может подтвердить сотня свидетелей. -- Не хватало еще тратить на это время! Я вынесу приговор на основании твоих же собственных слов, подлец! Еще раз спрашиваю: как ты, выдающий себя за врача, мирно занимавшегося практикой в Бриджуотере, оказался в армии Монмута? -- Я никогда не был в этой армии. Ни один свидетель не показал этого и, осмеливаюсь утверждать, не покажет. Я не сочувствовал целям восстания и считал эту авантюру сумасшествием. С вашего разрешения, хочу спросить у вас: что мог делать я, католик, в армии протестантов? -- Католик? -- мрачно переспросил судья, взглянув на него. -- Ты -- хныкающий ханжа-протестант! Должен сказать тебе, молодой человек, что я носом чую протестанта за сорок миль. -- В таком случае, удивляюсь, почему вы, обладая столь чувствительным носом, не можете узнать католика на расстоянии четырех шагов. С галерей послышался смех, немедленно умолкший после направленных туда свирепых взглядов судьи и криков судебного пристава. Подняв изящную, белую руку, все еще сжимавшую носовой платок, и подчеркивая каждое слово угрожающим покачиванием указательного пальца, Джефрейс сказал: -- Вопрос о твоей религии, мой друг, мы обсуждать не будем. Однако запомни, что я тебе скажу: никакая религия не может оправдать ложь. У тебя есть бессмертная душа. Подумай об этом, а также о том, что всемогущий бог, перед судом которого и ты, и мы, и все люди предстанем в день великого судилища, накажет тебя за малейшую ложь и бросит в бездну, полную огня и кипящей серы. |
