Я пришел к заключению, что ей удавалось хватануть в среднем между двадцатью и пятьюстами тысячами долларов в год, не такая уж маленькая разница.
Проблема состояла в следующем: какая позиция для нее привлекательней: с живым папочкой, который делает тьму тьмущую денег, или при покойном
папочке, когда все деньги – после расчетов с Поулом – принадлежат ей. Она не закрывала глаза на проблему, нисколечко, и проблема ее ни в
малейшей степени не шокировала.
Если она играла, то играла неплохо. Вместо того чтобы отстаивать абстрактный общечеловеческий принцип, что, дескать, дочери не убивают своих
папенек, она строила свою оборону на фундаментальной основе: что в такой невообразимо ранний час, как семь тридцать, она не могла бы убить даже
муху, не говоря уже об отце. Она никогда не встает раньше одиннадцати, разве что в чрезвычайных обстоятельствах, как, например, в указанное
утро, во вторник, когда где то между девятью и десятью прошел слушок, будто ее отца нет в живых.
Она занимала вместе с отцом апартаменты близ южной стороны Центрального парка… Слуги? Двое горничных… Тогда Вулф поставил вопрос так: было ли
это осуществимо для нее – покинуть ранее семи квартиру и здание, а потом вернуться никем не замеченной? Нет, заявила она, единственное
исключение – если ее начнут поливать водой из шланга.
Никаких оценок ей я не выставлял, потому что к этому моменту уже судил пристрастно и полагаться на свои умозаключения не имел права.
Фрэнк Бродайк – это и впрямь нечто! Он с энтузиазмом поддерживает идею Талботта: что, кабы он, Бродайк, задумал кого нибудь убить, то объектом
покушения стал бы несомненно Талботт, а не Кейс – таким образом подчеркивается, что профессиональные достижения Кейса объяснялись
предпринимательскими способностями Талботта. Отнюдь не дизайнерским даром Кейса.
Он признает, что нарастающему упадку его деловых операций сопутствовал подъем конкурирующей организации. Он признает далее – чуть только Дороти
затронула этот вопрос, – что всего лишь за три дня до убийства Кейс возбудил против него дело за убытки порядка 100 000 долларов, утверждая,
будто обвиняемый выкрал у Кейса в офисе дизайны – источник контрактов на бетономешалку и стиральную машину.
Бродайк негодует: какого черта? Человек, кому на самом деле надо бы ответить за эти авантюры – Вик Талботт: разве не он заставил своими
нахальными действиями запаниковать весь рынок.
Неимоверными усилиями он старается удержать почву, катастрофически ускользающую у него из под ног. Все блестящие успехи на заре карьеры, говорит
он, были им достигнуты еще до того, как испарились предрассветные тени. А уж к полудню и к вечеру он стал неповоротливым бревном. В конце концов
его одолели лень и безответственность, он поздно ложился спать и поздно просыпался, вот тогда то его звезда пошла на убыль. Недавно, совсем
недавно, он надумал воскресить былой пламень и приблизительно с месяц назад начал являться к себе в контору раньше семи, опережая штат
сотрудников чуть ли не на три часа. К собственному удивлению – даже восхищению – он почуял сдвиги. Вдохновение мало помалу разгорались. И как
раз в тот самый вторник, в то самое утро, когда Кейс погиб, он персонально встречал своих сотрудников у входа новым ошеломительным дизайном
электрического миксера.
Вулфа интересовало: присутствовал ли кто нибудь при сих родовых схватках, скажем, между половиной седьмого и восемью… Нет, никто не
присутствовал.
Да, если уж ему чего не хватало, так это алиби: он был гол как сокол, сильно опережая в этом отношении остальных. |