|
Я уж и сам настроился на звонок, но тут как раз вошли Дороти Кейс и Виктор Талботт. Я встал. Поул – нет. – Алло, – сказал я жизнерадостно. – Неплохая у вас тут резиденция. Ни поклона, ни кивка в ответ. Дороти усаживается на стул близ стены, задрав кверху подбородок, и устремляет на Поула свой взор. Талботт проходит к столу черного дерева и говорит Поулу: – Черт побери, вы прекрасно знаете, что не имеете никакого права здесь хозяйничать, лазить по ящикам, командовать служащими. У вас здесь вообще никаких прав. Даю вам минуту – чтоб духу вашего здесь не было! – Вы мне даете? – Поул был гнусен и на взгляд, и на слух. – Вы – наемный работник, и нанимать вас скоро перестанут, а я совладелец, и вы мне даете минуту… Я командую служащими. Я помогаю им исповедоваться, два из них сейчас в конторе у законника выкладывают на бумагу свои показания. На Бродайка написана жалоба: что он пользовался краденым, и он сейчас, может, уже арестован. – Убирайтесь! – сказал Талботт. Не двинувшись с места, Поул добавил: – Могу присовокупить: и на вас тоже написана жалоба: что вы воровали дизайны и продавали их Бродайку. Талботт, стиснув зубы, сказал: – Убирайтесь прямо сейчас. – У меня есть полная возможность остаться. Так что я останусь, – глумливо ухмылялся Поул, отчего его морщины прорезались еще глубже. – Вы, верно, заметили: я не один. Меня это ничуть не задело. – Минуточку! – внес я ясность. – Готов подержать ваш пиджак, не более. Не рассчитывайте на меня, мистер Поул. Я всего только зритель, если умолчать о том, что вы задолжали мне за ленч. Девяносто пять центов – прежде чем вы уйдете, разумеется, в случае вашего ухода. – Я не уйду. Нынче совсем не то, что тогда утром, Вик. Есть свидетель. Талботт предпринял два быстрых шага, ногой отодвинул массивный эбеновый стул от стола; он не дотянулся до Поулова горла, но заполучив взамен его галстук, рванул этого типа на себя. Поул подался вперед, пытаясь одновременно привстать, но Талботт быстрым движением протащил его вокруг стола. И вдруг Талботт рухнул на пол, спиной книзу, держа в воздетой руке кусок галстука. Поул, не слишком шустрый даже для своего возраста, на сей раз показал наилучшие бойцовские качества. Кое как поднявшись на ноги, он начал вопить: «На помощь! Полиция! На помощь!»; в крике своем он брал высочайшие ноты, хватаясь при этом за стул, на котором я только что сидел, и поднимая его над собой. Он замыслил обрушить стул на распростертого врага, и мои ноги каждой мышцей приготовились к прыжку, но Талботт, вскочив, сам отклонил удар. Взывая о помощи, Поул прогалопировал поперек комнаты, к столу, загроможденному всяческой утварью, схватил электрический утюг и метнул его. Пролетев мимо Талботта, который успел увернуться, утюг обрушился на эбеновый стол и сшиб телефон на пол. Он стал мишенью для утюга? Эта мысль, очевидно, разъярила Талботта. Когда он вновь добрался до Поула, то уже не пытался ухватиться за что нибудь более существенное, чем галстук, а размахнулся и двинул Поула в челюсть, хотя я предупреждал вчера, что этого не следует делать. – А ну ка прекратите! – прогудел новый голос. Сделав равнение направо, я заметил враз две вещи: во первых, Дороти, сидевшая в кресле, даже не развела скрещенные ноги; во вторых, власть, представленная на сей раз слегка знакомым мне сыщиком, могла начать действовать. Он направился к гладиаторам. – Не надо так себя вести, – объявил он. И тотчас Дороти очутилась рядом с ним. – Этому человеку, – говорила она, указывая на Поула, – было предложено удалиться, а он не пожелал. |
