|
Исполнителем своей воли назначил адвоката Дональдсона, не подозревая, что Дональдсон – как говорит Дороти – ее ненавидит. Теперь Дональдсон обнаружил среди бумаг Кейса липовый чек и записку Кейса; побывав сегодня у Дороти, он сообщил ей, что почитает своим долгом гражданина и блюстителя законности передать эти факты полиции. Получив ответы на каждый свой вопрос, Вулф откинулся в кресле и тяжело вздохнул: – Понимаю, что вас раздирала потребность всучить эту схему другому. Допустим, я перехватил ее у вас: что дальше? – Я не знаю, – голос Дороти излучал растерянность, как и она сама. – А потом, – продолжал Вулф, – чего вы опасаетесь? Вся собственность, включая банковскую, принадлежит теперь вам. Прокуратура только зря затратила бы время и средства, настаивая на передаче дела в суд – да оно и принято бы не было. Ежели мистер Дональдсон не идиот, он должен это понимать. Так ему и скажите. И еще скажите ему, что он полный болван, – Вулф устремил на нее свой перст. – Или же он думает, что вы убили отца, и хочет усадить вас на электрический стул. Неужто он вас настолько ненавидит? – Он ненавидит меня всем нутром, – хрипло проговорила Дороти. – Почему? – Однажды я намекнула ему, что не прочь выйти за него замуж, потом передумала. Этот человек весьма чувствителен. Прежде он страстно любил меня, а ныне столь же страстно ненавидит. Он сделает все, чтоб испортить мне жизнь. – Тогда вам ни за что не остановить его – да и мне тоже. Подделанный чек и записка вашего отца находятся в его распоряжении на законных основаниях. Что помешает ему обратиться в полицию? – Что ж, прекрасно! – сказала Дороти с полной безнадежностью и встала. – Я думала, вы умный! – Она пошла к двери, но остановилась на пороге. – А вы обыкновенный сапожник, как и все! Ничего, я управлюсь с этой грязной крысой сама! Я вскочил и отправился в прихожую, чтоб захлопнуть за Дороти дверь. Вернувшись в контору, я сел, упрятал свой блокнот в ящик письменного стола и заметил: – Теперь мы все при ярлычках. Я – трус. Вы – сапожник. Распорядитель наследства – крыса. Ей богу, она нуждается в свежих впечатлениях. Вулф только крякнул. Крякнул на добродушный лад, ибо обеденный час был близок, а он никогда не позволял себе раздражаться перед едой. – Итак, – сказал я, – если она не предпримет что нибудь из ряда вон выходящее, ее заберут к завтрашнему полудню, а она – последняя. Надеюсь, Солу и Орри везет больше, чем нам. У меня вечером свидание и билеты на двоих. Но если долг велит… – На этот вечер ты свободен. Я сам проконтролирую ситуацию. Знаю, как он проконтролирует. Он будет торчать здесь – читать книги, пить пиво и при каждом звонке приказывать Фрицу, чтоб отвечал просителям: Вулф занят. Уж не впервые на моей памяти он решал: овчинка выделки не стоит. В таких случаях моя миссия была проста: проследить, чтоб он вернулся на круги своя. Но на сей раз я посчитал: если Орри Кэтер провел полдня в моем кресле, он вполне дорос до исполнения моих обязанностей. И я поднялся к себе в комнату, дабы преобразиться для вечерних развлечений. Вечер получился отменным во всех смыслах. Пускай стандарты, к коим приучил мое нёбо Фриц, перекрыты быть не могут, ужин у Лили Роуэн всегда замечателен. Шоу – тоже заслуживало всяческих похвал, как и джаз банд в клубе «Фламинго», куда мы направились, чтоб поближе узнать друг друга: я ведь встречаюсь с нею всего только семь лет. Одно, другое, пятое, десятое – в результате я вернулся домой к трем часам. |
