— Что он должен сделать, чтобы вы меня отпустили? — спрашивает Труди в образе Мирабеллы.

Рик в образе Калеба разражается маниакальной тирадой:

— Он может сделать меня богатым человеком, вот что! Он может выдать корзину, полную деньжат, и забыть обо мне. Или же я ему выдам корзинку, полную мертвой дочери, и тогда уж он меня не забудет никогда.

Невинное дитя спрашивает у закоренелого преступника:

— Значит, вы меня убьете? Не из ненависти ко мне или даже к моему отцу… — Труди делает драматическую паузу, затем: —…но всего-то из-за жадности?

— На жадности мир стоит, деточка, — беспечно отвечает Калеб.

Деточка произносит свое имя:

— Мирабелла.

— Чего? — переспрашивает Калеб.

Восьмилетнее дитя повторяет свое имя главарю бандитов:

— Меня зовут Мирабелла. Если вы собираетесь хладнокровно убить меня, я не хочу оставаться для вас просто дочерью Мердока Лансера.

Что-то в ее словах отзывается в преступнике. И внезапно Калебу становится важно объяснить ей справедливость своей точки зрения.

— Слушай, тебе не о чем волноваться. О чем разговор, коль твой папаша отдаст мои деньги. Ты того стоишь, он может себе это позволить. А когда он отдаст мои деньги, я отпущу тебя невредимой.

На линии полторы секунды висит пауза. Затем ее голос возвращается, но уже не с избыточной драмой, а с удивительно аналитическим наблюдением:

— Интересный выбор слов.

— Что? — спрашивает сбитый с толку Калеб.

И Мирабелла Лансер, удивительно напоминая Труди Фрейзер, объясняет вожаку сухопутных пиратов:

— Ты сказал «мои деньги». Это деньги моего отца. Деньги, которые он не украл, а заработал, разводя скот и продавая на рынке. Но ты сказал — «мои деньги». Ты правда думаешь, что имеешь право на деньги моего отца?

И от такой подачи малышки Мирабеллы и малышки Труди что-то сдвигается в психике как бандита, так и актера, и Рик Далтон в образе Калеба Декото — прямо посреди кухни, все еще в красном шелковом кимоно — преображается обратно в язвительного мегаломанского кровожадного бандита, которым был всегда, и отвечает на едином взрывном дыхании:

— Вот именно, Мирабелла, имею! Я имею право на все, что могу взять! А когда возьму, имею право на все, что могу удержать! Твой папаша не хочет, чтобы я снес твою дурную головушку? Тогда пусть платит мою цену!

Другими словами: гремучая змея на мотоцикле.

Дитя задает простой вопрос:

— И моя цена — десять тысяч долларов?

Запыхавшийся преступник и актер отвечает:

— Да.

— Довольно много за такую малышку, — отмечает лукавая заложница.

— Вот тут ты и ошибаешься, Мирабелла, — искренне отвечает Калеб. Затем в приливе чувств импровизирует: — Будь я твоим папашей… — Он осекается.

— Что? — требует продолжения голос на другом конце провода.

Рик открывает рот, но слова не идут.

Девочка на другом конце не унимается:

— «Будь я твоим папашей» — и что?

— Да я бы руку дал на отсечение, лишь бы тебя вернуть! — выпаливает Рик.

Комнату и сцену наполняет тишина, но Рик так и слышит самодовольную улыбку Труди.

Затем — после драматической паузы таких размеров, что через нее можно проехать на трех фурах, — на линию возвращается Труди в образе Мирабеллы и спрашивает:

— Это был комплимент, Калеб?

И тут же выходит из образа и дает авторскую ремарку:

— Затем к двери подходит Джонни.