Икер снова вздрогнул.

– Ты принимаешь меня за шпиона?

– Моя община сделает из тебя борца за свободу Ханаана. Царский Сын Икер умер, начинается твоя вторая жизнь. Она будет целиком посвящена нашему делу.

Икер чувствовал, что готов убить этого мальчишку и вернуться в Сихем. Но садистская улыбка Тринадцатилетнего пригвоздила его к месту.

Появившиеся из ниоткуда двадцать ханаанских мятежников, вооруженных ножами и дротиками, окружили свою жертву…

Солдаты из главной казармы Сихема в ужасе смотрели на два трупа, лежащих посреди двора.

Даже генерал Несмонту, привыкший и не к таким зрелищам, был потрясен. Он очень любил этого белокурого парня, отважного добровольца, который вот-вот должен был воспользоваться плодами своего долгого тяжкого труда. Конечно, его подвела какая-нибудь фатальная неосторожность! Проникнуть в среду ханаанских мятежников было почти невозможно, а он это сделал! Ощущение поражения дополняло присутствие второго трупа.

Насколько жестким нужно быть, чтобы так изувечить человека, пусть даже и врага? У истерзанного не было лица, но опознать его было довольно просто…

Потрясенный генерал закрыл тела белым полотном.

– Какие будут приказания, генерал?

– Арестовать в Сихеме всех подозрительных, увеличить число патрулей в селениях. А этих двух храбрецов мумифицировать и отправить в Мемфис.

– Я знал этого светловолосого, – сказал офицер. – А кто другой?

– Тоже замечательный парень.

Несмонту медленно отправился к себе в кабинет, чтобы составить рапорт фараону Сесострису о трагической смерти Царского Сына Икера.

9

– Вы не больны.

– Но доктор, – запротестовала супруга Медеса, – у меня все болит!

Гуа, небольшого роста, сгибающийся под тяжестью своей тяжелой кожаной сумки, был неумолим. Он против сердца уехал из своей провинции. Стал одним из самых известных врачей Мемфиса. Сурово обращался со своими пациентами, которых упрекал в неправильной жизни и скверном питании. Но соглашался их лечить и в конце концов добивался положительных результатов, которые еще больше упрочили его славу.

– Вы страдаете от ожирения. Если вы не перестанете есть жирное и сладкое с утра до вечера, ваша печень станет неизлечимой. Но поскольку в ней живет Маат, вы станете добычей головокружений и тошноты.

– О, доктор! Дайте мне лекарства, пилюли и мази!

– Без строгого режима все это бесполезно. Соблюдайте его, и мы добьемся цели.

Несмотря на мольбы своей пациентки, доктор Гуа остался несгибаемым. Пришлось Медесу успокаивать свою жену. Потом, оставив ее в своей комнате, Секретарь Дома Царя принял у себя в кабинете вернувшегося с Абидоса Жергу.

– Наш храбрый Бега все такой же услужливый?

– Ему хочется разбогатеть, но и того ему мало. Его решимость подхлестывает его ненависть к фараону.

– Этот старый жрец кажется мне надежным человеком, – заметил Медес. – Действительно, его истинная природа понемногу раскрывается. Его снедала алчность, а он был вынужден верить в то, что служит Осирису, и довольствоваться малым! Сегодня у него один бог – Провозвестник! Знаешь, Жергу, меня тоже зачаровывает зло, потому что оно может переступить через все и в любую минуту. В одно мгновение оно разрушает то, что Маат сооружает годы. Когда вместо этой страны, этих храмов и этого общества останутся одни руины, мы насладимся всласть.

Белое вино успокоило Жергу. Но когда его патрон начинал изливать перед ним свои мечты, он предпочитал его не слушать. Если на том свете существует высший суд, то он там скажет судьям, что ни о чем не знал, а за это получит снисхождение.