|
Знаете, как вас в полку называют? Заговоренный. Вот интересно было бы узнать, а что вы сами по этому поводу думаете? – Да что тут думать, – отвечаю, – русский солдат, если только он не ленив и смекалист, легко может свою смерть обхитрить. Кто раз, кто два раза, а кто и сто. У меня вот пока получается. – Ну что ж, – говорит товарищ Шибанов, почувствовав ко мне неизъяснимое доверие и по этому поводу переходя на «ты», – давай посмотрим, получится ли сейчас. И достает из широких штанин револьвер системы «наган». Новенький, похоже, что недавно со склада. Откидывает барабан, высыпает на ладонь патроны. Все, кроме одного. – Про «русскую рулетку» слыхал, старшина? – Слыхал, – отвечаю, а у самого что то в груди екает. – Сыграем? – спрашивает. – Да как то не хочется, – говорю. Он брови хмурит. – Считай, что это приказ, старшина. Стреляешь три раза. Выиграешь – проси, что хочешь. Проиграешь – значит, не заговоренный ты. У меня аж ладони взмокли. – Нет, – говорю, – товарищ Шибанов. Это не игра, а глупость сплошная. Ну, кому нужно, чтобы я свои мозги тут по стенам поразвесил? От этого ж бригаде ни проку, ни толку, одни убытки. Хотите, я сейчас быстренько через поле сгоняю, и от фрицев вам живого языка приведу? Риска столько же, а пользы гораздо больше. Смотрю, не нравится ему мое предложение. – Вот что, старшина, приказы не обсуждаются. Если трусишь, так и скажи – трус я, мол. Вон, перед товарищем генералом скажи – я, Василий Теркин, трус и дешевка, боюсь проверить свои особые способности, нужные, между прочим, советской Родине. Хочу от проверки отмазаться и по этому поводу готов даже сгонять через поле к немцам. А уж языка ты там искать будешь или в плен сдашься – это науке неизвестно. Ах, вот как, думаю, гнида ты московская. – Ладно, – говорю, – будь по вашему, товарищ Шибанов. Давайте мне ваш револьвер. Только уговор у нас будет такой: если я три раза выстрелю и живой останусь, очень мне желательно в этом случае вам в репу наварить. За такое ваше бесчеловечное отношение. Тут наш комиссар, орел наш, взвивается до небес: – Да ты что себе позволяешь, старшина! – кричит. – Товарищ капитан от самого наркома внутренних дел прибыл, а ты ему – в репу? Это, между прочим, уже антисоветской агитацией попахивает! А мне уже все равно, я уже мысленно с жизнью попрощался. – Это от вас, – говорю, – попахивает, товарищ майор. Потому что нам водку в цистернах из под бензина привозят. Вы, когда курите, осторожней будьте, а то сгорите к едрене фене. Тут генерал неожиданно оживился. – Старшина прав, – говорит, – последнее время водка совсем дрянная стала. Сырец какой то, и действительно бензином воняет. А товарищ Шибанов мне протягивает «наган». – Договорились, старшина. Три выстрела – и в репу. Я в обратку бить не стану, клянусь. У меня аж под ложечкой засосало. – Ну, – говорю, – если пропаду не за грош, на вас грех будет, до смерти не замолите. Кручу барабан, подношу ствол к виску, думаю – эх, Господи, пронеси… Нажимаю – осечка. – Отлично, – говорит товарищ Шибанов. – Еще два раза осталось. А у самого глаза такие внимательные, будто хочет меня на всю жизнь запомнить. Я кручу по новой. Наган блестит, весь в маслице, треск у барабана такой деловитый… Господи, молюсь про себя, по своей бы воле никогда такой глупостью страдать бы не стал, но раз заставляют ироды, спаси меня, как Ты всегда меня спасал… Жму на собачку – щелк. Пусто. Смотрю, у генерала в глазах какое то беспокойство появляется. |
