А там - настенная роспись, достойная императорской уборной. На стройной красавице-сосне висели, аки две большие шишки, знахарка и Лукьяна. Барышни забрались по лысому стволу почти на пятисаженную высоту, причем, как это удалось проделать пышнотелой Лушке, эльф откровенно не понимал. В сугробе у корней, обняв дерево лапой, дремал караульный медведь.

    Вилль протяжно свистнул. Зверь даже не пошевелился, зато узницы вытаращились на капитана. Лицо Лушки моментально расплылось, как блин по умасленой сковороде, но в алессиных глазах светилась настороженность.

    -  Кошка на дереве, - хмыкнул парень, не подозревая, насколько он близок к истине, и обернулся к остальным. - Пойду проверю, чего-то он не шевелится. Сдох, что ль?

    Эртан, покрепче перехватив неизменный топор, след в след отправился за приятелем. Только с виду орки кажутся неповоротливыми, а на деле движутся почти так же легко и бесшумно, как эльфы. Исходившие от зверя характерные миазмы нелюди почуяли еще на полпути, причем смердело отнюдь не медвежьим духом. Вилль недоуменно почесал затылок и тронул животное мыском сапога.

    -  Эртан, твое пиво убивает наповал. Он же пьянущий вдребезги!

    -  Стеррвец! Так он мое сусло выжррал!

    Обокраденный пивовар, хватаясь за голову, ломанулся к распахнутой настежь двери амбара, но после скоростной инспекции был вынужден признать, что медведи - твари культурные и, вдобавок, изысканные гурманы. Мишка практически ничего не побил и не разворотил, а вполне мирно оприходовал семь кувшинов медовой закваски, после чего отполировал такое богоугодное дело бочонком ядреного «Оникса» и завалился на боковую. Разбудила его кутерьма, поднятая голосистыми девицами.

    -  Что делать-то будем? - вздохнул эльф, с уважением разглядывая бурого лесного хозяина.

    -  В стражу возмите, нехай капитана пить научит! - раздался характерный говорок Лесовича. Неугомонный старичок умудрился пережить и жену, и даже дочь, при этом не растеряв ни живости ума, ни подвижности тела. Вот и сейчас бесстрашно восседал на крыше пивоварни, покачивая обутыми в стоптанные кожаные чирики ногами. Рядом перемигивался с древолазкой-дочерью Мирон, а из-за углов здания торчало как минимум четыре десятка любопытных носов.

    -  Балаган! - вздохнул эльф. - Давайте вязать его будем. Отвезем в тюрьму, может, до весны проспится?

    Зосий отлепился от деревянного бока пивоварни и, чуть приблизившись, вскинул арбалет.

    -  Отойди, дай пристрелю! Это ж людоед, нельзя его на волю выпускать!

    -  А нас кто снимать будет? - запричитала Лушка.

    -  Тьфу ты! У него на морде не написано, что он Агафью грыз! Он здесь, похоже, со вчерашнего вечера пьянствует! Сейчас увезем и вас снимем!

    -  Вам, господин капитан, зверье жальче, чем людей! - укорила его Алесса. - Бедненький, голодненький, выпил - закуси Агафьей!

    -  Отойди, дай застрелю!

    -  Нет! Вдруг у нас нечисть завелась? - эльф рявкнул на знахарку и тут же мысленно выругался - лицо девушки махом погрустнело. - Ладно, тащите сани и… Ой-е!!! Кудрить твою ковжупень на задворках! [6]

    Мишка явно оценил последнюю фразу по достоинству - красноватые глазки восхищенно округлились. Он раскатисто зевнул и оперся на передние лапы, тщетно пытаясь принять вертикальное положение. Зверь, похоже, вообще отказывался понимать, с какой радости его разбудили, да не налили. По толпе пронесся ропот, а Лесович даже присвистнул - не каждый день такое увидишь.

    -  Отойди! - прошипел Зосий.

    -  Не лезь! - через плечо бросил эльф.