- А вы - марш в дом! Я запру вас. Незачем  вам  видеть  белых  людей,

незачем говорить о них. Сидите и не высовывайтесь на улицу. Живо!

     - Но, папа...

     Он загнал их в комнату, потом отыскал банку краски, шаблон, в  гараже

взял длинную толстую шершавую веревку и сделал на ней петлю, и  глаза  его

неотступно следили за небом, пока руки сами выполняли свою задачу.

     Они сидели в автомобиле, по дороге за ними стелились клубы пыли.

     - Помедленней, Вилли.

     - Сейчас не время для медленной езды, - ответил он.  -  Сейчас  самое

время спешить - и я спешу.

     Вдоль всей дороги люди смотрели на небо, или садились в свои  машины,

или ехали на машинах,  и  кое-где  из  автомобилей  торчали  ружья,  точно

телескопы, высматривающие все ужасы гибнущего мира.

     Хэтти поглядела на ружья.

     - Это все твой язык, - укоризненно сказала она мужу.

     - Совершенно верно, - буркнул он, кивая. Его глаза  яростно  смотрели

на дорогу. - Я останавливался у  каждого  дома  и  говорил  им,  что  надо

делать:  чтобы  брали   ружья,   брали   краску,   захватили   веревки   и

приготовились. И вот мы готовы, встречающие собрались, чтобы вручить ключи

от города... К вашим услугам, сэр?

     Она прижала к груди тонкие черные руки, силясь  сдержать  растущий  в

ней страх, и чувствовала, как кренится их машина, огибая,  обгоняя  другие

автомобили. Она слышала голоса:

     "Эй, Вилли, глянь-ка!" - и мимо проносились поднятые  руки,  держащие

ружья и веревки. И мелькали улыбающиеся рты...

     - Приехали, - сказал, наконец, Вилли  и  тормозом  втиснул  машину  в

пыльную неподвижность и тишину. Ударом большой ноги он  распахнул  дверцу,

вышел, обвешанный оружием, и тяжело зашагал по траве аэродрома.

     - Ты подумал, Вилли?

     - Вот уже двадцать  лет  я  только  и  делаю,  что  думаю.  Мне  было

шестнадцать, когда я покинул Землю и был рад, что уезжаю, - сказал  он.  -

Там не было жизни ни для меня, ни для тебя, ни для кого, похожего на  нас.

Ни разу я не пожалел, что уехал. Здесь мы  обрели  покой,  впервые  смогли

вздохнуть полной грудью. Не отставай!

     Он протискивался сквозь встречавшую его темную толпу.

     - Вилли, - кричали они, - Вилли, что надо делать?

     - Вот ружье, - отвечал он. - Вот еще одно, еще... - Он раздавал ружья

резкими взмахами рук. - Вот пистолет. Вот дробовик.

     Люди столпились  так  плотно,  что  казалось:  одно  огромное  черное

тысячерукое тело принимает оружие.

     - Вилли, Вилли!

     Его жена стояла рядом с ним, высокая, примолкшая, мягкий изгиб ее губ

выпрямился в тонкую черту, в больших влажных глазах было отчаяние.

     - Давай краску! - обратился он к ней.

     И она потащила через поле  четырехгаллонную  банку  желтой  краски  -

туда, где только что остановился трамвай со свежим указателем  впереди:  К

МЕСТУ ПОСАДКИ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА.