Мне ее стало очень жалко, да и у папы было такое лицо, что только держись.
— Это Ленька Пискунов с компанией, — сказал я. — Это они нас побили без применения орудий…
— Каких еще орудий! — опять, хватаясь руками за щеки, закричала мама. — Господи, каких еще орудий…
Тут я сразу решил, что про нож, который будто бы есть у Леньки Пискунова, я им не скажу, а про остальное скажу.
— Ладно! — сказал я. — Слушайте!
Я им все рассказал. И про то, как Илюшка Матафонов расхотел играть по-старому, и как мы не захотели объявлять войну Леньке Пискунову, и как пошли в кино, и… как нас побили.
— Вот какая ситуация! — закончил я. — Сложная ситуация!
Пока я рассказывал, папа сел на стул, мама опустилась к моим ногам на кровать. Они оба молчали, глядели друг на друга, а когда я кончил, то даже друг на друга глядеть не стали, а просто сидели и молчали. Потом папа сказал:
— Вот так!
— Да, вот так! — сказала мама.
И как вдруг заговорят на английском.
— Пудель-мудель… Вери велл!
— Пудель-мудель… Вери велл!
— Взрослеют наши дети, взрослеют! — по-русски сказал папа. — Процесс взросления идет по пути нащупывания реальности. Начинается настоящая жизнь, когда каждый человек представляет свое собственное я…
— Гелий Борисович! — закричала мама на папу. — Гелий Борисович!
— Виноват! — сказал папа. — Больше не буду!
Они опять немного помолчали и начали так вздыхать, словно я получил в четверти сразу две двойки и меня хотят оставить на второй год. Они вздыхали, вздыхали, а потом папа сказал:
— Мне хочется, Борис, чтобы ты серьезно подумал о своем поведении. Хорошо ли ты сделал, что бросил товарища?
— Гелий! — сказала мама с ужасом. Гелий!
— Я Валерку-Арифметика не бросал! — сказал я.
— Речь идет не о Валерке, носящем прозвище Арифметик, — сказал папа, — а об Илье Матафонове, которого вы бросили в тот момент, когда он ощутил свое собственное я… Вы поступили не по-товарищески, Борис!
— Гелий! — застонала мама. — Гелий!
— Я попрошу не перебивать! — сердито ответил папа. — Речь идет, если хочешь знать, о мировоззрении… Я полностью разделяю и поддерживаю позицию уважаемого Ильи Матафонова!
— Но ведь наш Борис не трус! — воскликнула мама.
— В этом я как раз не уверен! — очень сердито сказал папа и встал. Он был такой высокий, чуть не до потолка. — Если мой сын бросает товарища в тот момент, когда товарищ собирается разоблачать вора, то я уже ни в чем не уверен!
— Гелий Борисович, — сказала мама. — Гелий Борисович!..
Они начали очень громко и сердито разговаривать по-английски, и, наверное, долго разговаривали бы, если бы не раздался телефонный звонок. Папа взял телефонную трубку и сказал в нее:
— Пудель-мудель… Простите, квартира слушает! Так! Хорошо! Очень хорошо! Это тебя, Борис! — сказал папа. — Звонит Валерий, носящий прозвище Арифметик…
Я взял телефонную трубку.
— Американец, то есть Борька, — сказал Валерка-Арифметик. — У меня Генка Вдовин сидит… Его тоже побили! Нос расквасили и весь новый пиджак изорвали…
— Кто побил? — заорал я в трубку.
— Ленька Пискунов с дружками! — ответил Арифметик. |