Изменить размер шрифта - +
Он вышел, повернулся к нам лицом и потихонечку пошел навстречу. Одет он был в полосатую рубаху, на голове у него была маленькая кепочка, и он держал в руке большую и толстую палку. Лицо у него было ужасно какое странное. Одна бровь поднята на лоб, другая, наоборот, опущена на щеку, а губы скривлены уголками вниз. Казалось, он нарочно делал такое лицо, чтобы испугать нас. Мужик приближался, и у меня на этот раз не только было холодно в животе, но и коленки дрожали.

Мужику оставалось до нас метров десять, и мы уже готовились дорого продавать свою жизнь, как он вдруг остановился, зашипел, как змея, и, размахнувшись, бросил палку. Мы нагнулись, заойкали, а когда подняли головы, мужика на тропинке не было. Он снова исчез, как по волшебству, а палка лежала почему-то позади того места, где стоял мужик. Это было второе чудо — нам-то казалось, что палка летит в нас.

— Меня пот прошиб! — сказал Валерка-Арифметик. — Бог знает, до чего страшно!

— Зря я не поехал в пионерский лагерь! — тихо сказал Генка Вдовин. — Сейчас бы сидел себе в речке…

А Илюшка Матафонов ползал по земле. Он рассматривал следы неизвестного мужика:

— Робя, это он! Это его сапоги у землянки!

Мы упали на землю рядом с Илюшкой и увидели, что он прав: следы были точно такие, как у землянки.

Где носок — там зигзаги и уголки, где каблук — там пупырышки.

— Я же говорил, что это самый главный бандит! — сказал я. — Вот что мы теперь будем делать?..

— Изучать приемы самбо! — сказал Илюшка Матафонов.

 

Александр Матвеевич интересуется нашими успехами

 

Врать не буду: после встречи с неизвестным мужиком я здорово струсил. Меня даже не так пугал нож Леньки Пискунова, как этот неизвестный, страшный мужик. От ножа Леньки Пискунова еще можно было защищаться приемами самбо, которые мы собирались изучать, а как можно было защищаться от страшного мужика. Да у него руки были такие, как моя нога в самом толстом месте! А глаза! От его глаз я просто замирал на месте, как кролик под взглядом удава.

Одним словом, я здорово струсил. Да и не только я — Валерка и Генка перетрухнули тоже и даже Илюшка Матафонов был всю дорогу задумчивый. Он не говорил ни слова, и мы тоже не говорили ни слова, а когда вошли в свой двор, то сразу разошлись по квартирам. Мы до того были молчаливые, что даже не договорились, когда встретимся после обеда.

— Ты чего это воды в рот набрал? — спросила меня мама, когда я съел первое, второе и начал есть компот. — Молчит весь обед! Невиданное дело!

— Да так, мама! — сказал я. — Просто нет настроения!

— Между прочим, и у детей бывают настроения! — сказал папа, разгрызая косточку от урюка. — Не надо думать, что настроения бывают только у взрослых людей!

— Безусловно! — сказала мама. — Никто не спорит!

— Ну, спасибо, жена! — сказал папа. — У тебя сегодня прекрасный обед!

Он ушел в свою комнату работать, а я грустно подумал, что даже и не заметил, что мама приготовила прекрасный обед. Суп и котлеты я вроде и не ел, а от компота была только сладость во рту. Это, наверное, потому, что я все думал о неизвестном, страшном мужике — какой он здоровенный, какой таинственный, какой опасный.

— Тебе еще компота? — спросила мама.

— Нет, спасибо!

— Может, ты нездоров? — забеспокоилась мама. — Отказываешься от компота, не болтаешь за обедом…

— Я совершенно здоров, мама! — сказал я и вышел из-за стола. — Пойду погуляю!

На улице я сел на те бревна, что лежали у большого забора, и пригорюнился.

Быстрый переход