– Муляж?

– Нет, товарищ Сталин, – отозвался тот. – Положите руку на заряд, и вы убедитесь в том, что он выделяет тепло.

Полушарие и в самом деле было теплым.

– Не опасно?

– Мы же все живы, – рассмеялся Курчатов, бросая взгляд на генералов и насторожившегося Берию.

– А почему бы вам не разделить заряд на две части и не изготовить две бомбы? – задумчиво взвешивая слова, спросил Сталин. – Две бомбы лучше, чем одна.

Курчатов посерьезнел.

– Невозможно, товарищ Сталин. Есть такое физическое понятие – критическая масса. Критическая масса ставит предел – если масса плутония будет меньше критической, бомба просто не взорвется.

Вождь походил по кабинету, остановился перед Курчатовым, внимательно разглядывая его желтыми глазами, потом негромко сказал:

– А вы не ошибаетесь, Игорь Васильевич? Я думаю, что критическая масса все же понятие не физическое, а диалектическое.

Курчатов отреагировал немедленно:

– К сожалению, товарищ Сталин, уровень сегодняшних знаний недостаточен, и уменьшить критическую массу мы не в состоянии. Но мы будем работать в этом направлении.

Сталин поднял руку, упреждая ученого.

– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Но я думаю вот о чем, взорвем мы с вами бомбу, а американцы пронюхают, что у нас не наработано сырье для второго заряда. Возьмут и попрут на нас. А нам нечем будет ответить..,

– Постараемся подготовить сырье, – серьезно отозвался Курчатов.

К февралю пятидесятого года было изготовлено пять плутониевых зарядов. Однако вождь был верен себе. Он лукавил в разговоре с ядерщиком. В качестве отвлекающего маневра были использованы при строительстве огромные массы обычной взрывчатки, взрывы которой вызывали сейсмические колебания, не уступающие тем, что случались при атомном взрыве. Уже 25 сентября 1949 года в сообщении ТАСС было упомянуто, что в СССР при строительстве одного из объектов были применены взрывные работы, которые не имеют к испытанию атомной бомбы никакого отношения. Предательские следы радиоактивности в районе испытаний во внимание, к сожалению, не приняли. Опыта не хватило.

Сейчас Сталина терзали все те же сомнения: как скрыть явное? Не станет ли это причиной для внешней агрессии против СССР? Вопрос был серьезным, следовало все еще и еще раз обдумать. Безвыходных ситуаций не бывает, они возникают тогда, когда за дело, требующее гения, берется посредственность. Сталин полагал, что в данном случае все .обстоит совсем иначе – задача будет решена, если за нее взялся он сам. В данном случае все выглядело так, словно задачу по арифметике для третьего класса взялся решить студент, владеющий высшей математикой. Не зря же люди говорили, что для гения товарища Сталина нет ничего невозможного. Вождь с этой людской молвой был целиком и полностью согласен. Человек, который переиграл Гитлера и привел народ к победе над фашизмом, был способен на –большее. В этом Сталин был твердо убежден.

Сейчас он сидел в своем кабинете и ожидал полковника Рюмина – ту самую пешку, которая в предстоящей игре должна была дойти до противоположного крайнего поля и поразить ферзя. Рюмин должен был развязать дело врачей, покончить с собственным министром и позже начать мегрельское дело, которое по замыслу вождя должно было покончить с незаменимым маршалом Лаврентием Павловичем Берией, чей юбилей страна справляла не так давно.

Мавр давно сделал свое дело, только вот с уходом слишком задержался.

Глава тринадцатая

Предутренний сон в холодной палатке был коротким и тяжелым, словно нырнул в беспросветно темную пустоту и вынырнул с гудящей головой и пульсирующей в висках кровью. А что поделать – полтинник стукнул Яковлеву, глупо думать, что к этому возрасту да с этакой неблагодарной профессией доживешь без гипертонии и больного сердца.