За столиками тут и там рассредоточились элегантные, ухоженные мальчики, с слегка подрумяненными щеками и подкрашенными губами — приманка для приверженцев нетрадиционной любви. Хотя, почему н е т р а д и ц и о н н о й, если люди поклоняются ей с тех самых пор, когда осознали себя человеческой общностью? Если традиции этой любви корнями уходят в историю: в Древний Египет, Грецию, Рим, наконец, в Закавказье!

Почитателей разнополой любви поджидали очаровательные, дорого одетые жгучие брюнетки с аристократическими манерами, или смазливые раскованные, не менее жгучие блондинки.

В интимном полумраке зала слышались негромкие голоса, иногда раздавался приглушенный смех — так из оркестровой ямы доносятся звуки настраиваемых перед представлением музыкальных инструментов. Маэстро, занавес!

* * *

Рудик вплотную придвинулся к собеседнику, коснулся лацкана его пиджака с огромным круглым значком, эмблемой симпозиума — летящий слон, к хвосту которого был прикреплён железнодорожный состав, — и проникновенно произнес:

— Я счастлив, что мы встретились, Тери… Я полюбил тебя с первого взгляда…

Теплое дыхание кавказца обволакивало, от его бархатного баритона кружилась голова. Англичанин был взволнован и не скрывал этого.

— Я тоже счастлив… Ты такой сильный и… нежный!

— Нам обоим повезло, — не остался в долгу Рудик. — Давай выпьем за это… Нет-нет, только залпом!

Вдруг их колени встретились.

— Руди, поднимемся ко мне в номер.

Иностранец подался вперед, но кавказец удержал его рукой.

— Тери, я не хотел бы повторения вчерашнего вечера… Ты извини, но у тебя в номере я чувствую себя не в своей тарелке… Эта казённая обстановка угнетает меня, сдерживает мою страсть… Знаешь, милый, у меня есть идея… Мой друг сегодня впервые выступает на сцене Большого, мы зайдём поздравить его… Ромуальд — восходящая звезда российского балета… А там что-нибудь придумаем…

— А как мы попадём в театр?

— Не волнуйся, у меня всюду друзья…

Нежно поддерживая друг друга, молодые люди нетвердой походкой направились к выходу.

Гений балета, длинноногий красавец с точеной фигурой стирал пот и грим, когда Рудик и Тери проникли за кулисы.

— Друзья мои, сегодня мой вечер, вы — в моём распоряжении… Мы должны непременно отпраздновать мой триумф… Сейчас же едем на дачу к моему другу!..

В машине Рудик неожиданно вспомнил, что ему надо передать лекарство для отца, который накануне с сердечным приступом попал в больницу.

— Я скоро присоединюсь к вам, — успокоил он своего английского друга, выбираясь из машины.

В холле дачи, куда Ромуальд привёз иностранца, их встретил жгучий брюнет с волевым подбородком, распущенными волосами до плеч и тёмными кругами под глазами. Откупоривая бутылку шампанского и наполняя бокал Тери, на безупречном английском прочитал несколько строк из «Баллады Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда. Великий гомосексуалист был заточен туда после того, как раскрылась его связь с мальчиком из знатной семьи. Тери был польщён. Ромуальд обнял его за талию и поочередно представил собравшимся, после чего все — Тери насчитал семь человек — перешли в зал, уставленный роскошной мебелью и необъятными кожаными креслами. Два брата-близнеца, похожие на евнухов, стали разносить холодные закуски и шампанское.

Тосты звучали один за другим, шампанское лилось пенящимся ручьём, как вдруг погас верхний свет, зажжёнными остались только свечи в напольных подсвечниках в виде огромных фаллосов. В порочном полумраке зазвучала скрипка.

Из-за бархатной шторы выплыл обнажённый Ромуальд, лишь полоска черного шелка змейкой вилась вокруг талии, при каждом изгибе тела щекоча распущенным концом гениталии.