Леонтий напал первым, стремительно махнув саблей у меня перед носом, я отскочил назад, вскидывая саблю перед собой и отводя чужой клинок. Успел едва-едва, и пусть даже Леонтий остановил бы удар, если бы почуял, что может мне навредить, по спине всё равно пробежал неприятный холодок. Он почти застал меня врасплох.

— Ах ты… Дядька! — прошипел я, тоже бросаясь в атаку.

Здесь принято было саблей рубить с коня, то есть, наносить размашистые кавалерийские удары от плеча, а лучшим развлечением для помещиков и их боевых холопов было порубить бегущих противников. Нашинковать в капусту, хвастаясь твёрдостью руки и остротой клинка.

Я же предпочитал польскую манеру фехтования, которую тут ещё не называли польской. Вообще никак не называли. Секрет её заключался в быстрых ударах крест накрест, и не от плеча, а от кисти. Одоспешенного противника такие удары, конечно, только посмешат, но обычный кафтан прорежет вместе с плотью, а большего и не надо. Но и рука для таких ударов должна быть поистине твёрдой и крепкой. Иначе получится не бешеная мельница, как у пана Володыевского, а вялые взмахи. Вот я и тренировался.

Приходилось, правда, сдерживать удары, чтобы дядьку не порезать ненароком. Даже так удавалось его теснить, потому что делать широкие замахи для удара Леонтий банально не успевал. Только защищаться и пыхтеть сквозь зубы. Зато мы оба хорошенько разогрелись.

— Ты, Никитка… С коня так не помашешь… — отбив очередной удар и отскочив назад, уперевшись пятками в сугроб, выдохнул Леонтий.

— Так мы же и не верхом, — ухмыльнулся я.

Дядька от такого темпа быстро запыхался, так что я остановил свой натиск и отошёл назад, к центру площадки.

— Да и супротив нескольких… — сказал дядька. — Рази отмашешься так?

— Это уж как получится, — сказал я. — А вообще, вот.

Я достал из-за пояса один из подаренным мастером Рыбиным пистолетов.

— Бах, — сказал я. — И уже на одного супостата меньше. А была бы картечница, так и всех бы срезало. С такого расстояния и вовсе навылет пробьёт.

— Баловство это всё, — проворчал Леонтий.

— Кому как, — сказал я.

— Да и разве честно это? Так ведь любой… Да хоть ярыга этот, Харитон, хоть кого… Хоть меня, хоть тебя, а ведь в нём силы-то, соплёй перешибёшь, — продолжил он. — А на белом оружии сразу ясно, кто воин славный, а кто так…

— Жизнь вообще штука нечестная, — вздохнул я, вспоминая войну дронов и дальнобойной артиллерии, которым вообще без разницы, кого зацепить осколком.

— Вот раз-другой из пистолета отобьёшься, станут все говорить, мол, Никита Злобин нечестно дерётся, на белом оружии сойтись боится, — сказал он.

— Ну кто болтать станет, я тому язык-то укорочу, — хмыкнул я. — Давай, нападай.

На этот раз я был готов, и начало атаки увидел ещё до того, как Леонтий вскинул саблю. Несколько стремительных ударов я пропустил мимо себя, отводя его клинок, а потом вновь начал работать кистью, расписывая воздух саблей.

— Вот шельма… — выдохнул дядька, вынужденный снова отходить назад.

Мы махали сабельками ещё около получаса, пока не начало темнеть. Харитон пока так и не явился, к моему неудовольствию, и нам пришлось идти в избу без него. Дядька подкинул ещё дров, но в избе по-прежнему пахло сыростью и холодом, по ощущению тут было градусов пять выше ноля.

— Куда ярыга-то подевался, — буркнул дядька, возвращаясь от колодца с ведром воды.

— Может, пристукнул его кто? Стемнело уже, — сказал я.

Не то, чтоб я беспокоился за судьбу Харитона, но я отправил его с абсолютно понятным и ясным заданием.