Потом поговорим.
— Ага, поговорить успеем. Ехать аж пятьдесят пять миль!
— Следи за дорогой. Я буду думать.
— Как хочешь, — откликнулся ученик.
Мелвис уже выезжал со стоянки. Римо подождал, пока он выберется на дорогу, затем пристроился следом.
По дороге в Биг-Сэнди они миновали товарное депо. Рабочие при помощи двух гусеничных тракторов как раз поднимали лежащие на боку вагоны.
Чиун высунулся из окна.
— Что ты там увидел?
— Интересно посмотреть, как это делается теперь. Во времена моей молодости люди использовали быков.
— А что, в те дни в Корее действительно уже были поезда?
— Ну да. В Пхеньяне их называли «ки-ча», то есть «паровые экипажи». А мы называли их «чеол-ма».
Ученик покопался в памяти, стараясь вспомнить значение слова.
— Железные кони.
— Правильно. Мы называли их железными конями.
— Забавно! Точно так же их называли индейцы в годы строительства трансконтинентальной железной дороги.
— Ничего удивительного, Римо. Здесь когда-то жили мои предки.
— Ну-ну, перестань, Чиун. Если один из твоих предков пересек Берингов пролив и тут поселился, это еще не значит, что все индейцы Америки корейского происхождения.
— Но я сам читал! Ваши же историки утверждают, что Америку заселили корейцы.
— Слышал бы тебя Лейф Эйрикссон . Или хотя бы Колумб.
— Я знаю, что говорю. Здесь простирались лишь пустынные земли, пока их не освоили корейцы. Мы заселили пустыню, чтобы восстановить гармонию. А потом пришли белые люди и принесли с собой зло.
— Насмотрелся сериала Кевина Костнера, — хмыкнул Римо.
— Да, белые люди причинили много боли родичам моих предков. И я помышляю о том, чтобы Император Смит вернул мне землю, украденную у моих отцов.
— Как же! Жди-дожидайся.
— Ты не понял, Римо. Я не претендую на все земли. Я говорю только о западном побережье Кутсен-реки.
— Где это? — удивился ученик. Он знал, что «кутсен» по-корейски означает «грязный».
— Вы, захватчики, назвали эту реку Миссисипи, — с презрением процедил старик сквозь зубы.
— Не надо нам лишних неприятностей. Даже не заговаривай об этом, Чиун.
— Римо, мне нужна только та земля, что ближе всего к Корее. Думаю, мои прадеды зашли далеко на запад. Я не нахожу знакомых черт в лицах поватанов и мохоков. Подозреваю, что они происходят от монгольских бродяг.
— То есть Покахонтас была монголка? Я правильно понял?
— Сомневаюсь, что ты разглядишь корейские черты в лице этой шлюхи, — фыркнул Чиун.
Машина мастеров Синанджу летела за машиной Мелвиса. Дорога шла по поросшим кустарником и соснами холмам. Там и сям торчали подъемные краны. Выехав на «грунтовку», идущую вдоль железнодорожного полотна, они поравнялись с товарным составом. Мастер Синанджу немедленно устремил взгляд на вагоны. На губах его играла легкая улыбка.
— Что ты высматриваешь? — спросил учителя Римо.
— Поезд, — вздохнул Чиун.
— Так что, ты не пудрил им мозги насчет поездов? Ты их действительно хорошо знаешь?
— О да! Я люблю их.
— О да! Только не могу понять, за что их любить. Только грязь да шум, и ехать долго. Странно, что у тебя другая точка зрения.
— Варвар, ты не понимаешь тончайшего наслаждения, которое приносит пар.
— Боже меня сохрани от таких наслаждений! А я-то считал, что ты любишь лишь тот пар, что поднимается над горшком риса.
— Римо, разве я тебе не рассказывал, как мне впервые посчастливилось ехать на поезде?
— Рассказывал. |