|
Сказать же «да» означало бы лишиться того единственного средства, при помощи которого он как‑то еще скрывал неспособность в достаточной мере контролировать собственное поведение. Тем временем доктор фон Блименстейн рассказывала ему о том, что причиной всех сексуальных проблем всегда является комплекс вины. По мнению Веркрампа, ее рассуждения не выдерживали критики. Однако ум его был слишком занят решением вопроса, соглашаться или нет на следующую чашку чая, и потому лейтенант не ввязывался в спор. В конце концов он решил, что лучше всего будет ответить «Да, пожалуйста» и одновременно положить ногу на ногу. Он пришел к этому заключению как раз в тот момент, когда доктор фон Блименстейн заметила, что его чашка уже пуста. «Еще чая?» – предложила она и потянулась за его чашкой. Тщательно составленный план рухнул, не начав даже претворяться в жизнь. Лейтенант Веркрамп полагал, что докторша подойдет к нему и возьмет чашку, а не станет дожидаться, пока ей эту чашку протянут. Пытаясь одновременно продемонстрировать скромность и хорошие манеры, Веркрамп заложил ногу на ногу и встал, попутно пролив себе на брюки те остатки чая, которые он оставил в чашке на случай, если решит ответить «нет». Пролитый чай смешался с прежними результатами его неумения держать себя. Лейтенант Веркрамп расставил ноги и посмотрел вниз, испытывая стыд и замешательство. Докторша среагировала практичнее. Подобрав с пола чашку и вовремя выхватив у него из руки блюдце, она вышла из комнаты и почти тут же вернулась, неся мокрое полотенце.
– Нельзя оставлять на форме пятна, – проворковала она по‑матерински, тем самым тотчас сломив возможное сопротивление Веркрампа и не оставив ему времени подумать над возможными последствиями своей готовности к подчинению. Он еще не успел толком сообразить, что происходит, а прекрасная докторша уже протирала ему ширинку полотенцем. Реакция лейтенанта Веркрампа оказалась мгновенной. Первый раз еще куда ни шло, но выдержать нечто подобное дважды он не мог. Сложившись почти вдвое – как будто бы у него внезапно начались родовые схватки, – он судорожно отпрыгнул от врачихи и ее искушающих рук. – Нет, – закричал он, – только не это! Хватит, – и спрятался позади кресла. Его реакция крайне удивила доктора фон Блименстейн. – Что хватит? – спросила она, все еще стоя на полу на коленях в том месте, где ее оставил прыжок Веркрампа. – Нет… Что? Да нет, ничего, – бормотал Веркрамп, отчаянно пытаясь нащупать какую‑нибудь точку опоры в том ералаше, что творился сейчас у него в голове. – Нет? Что нет? Что ничего? – спрашивала врачиха, поднимаясь на ноги. – Что вы хотите сказать? Веркрамп мелодраматично отвернулся и уставился в окно. – Вам не надо было этого делать, – ответил он. – Чего не надо было делать? – Вы знаете, – сказал Веркрамп. – Что я такого сделала? – не отступала докторша. Лейтенант Веркрамп с несчастным видом покачал головой куда‑то в сторону холмов, но ничего не ответил. – Какой же вы глупый, – продолжала врачиха. – Нечего тут стыдиться. У нас в больнице каждый день бывает по несколько непроизвольных эмиссий. Веркрамп сердито повернулся к ней. – Но это же у лунатиков, – возразил он, оскорбленный тем, что она отнеслась к происшествию с клинической отстраненностью. У нормальных людей такого не бывает. – Он замер на полуслове, почувствовав скрытый в его словах второй смысл. – Конечно же, бывает, – примирительно сказала докторша. – Это ведь только естественно… между… страстными мужчиной и женщиной. Но пение сирены не заставило лейтенанта Веркрампа сдаться. |
