– А что обо всем этом думает миссис Хиткоут‑Килкуун? – с интересом спросил он. Ему было трудно представить себе, чтобы столь элегантная леди одобрительно относилась к подобной охоте.

– Кто, Дафния? Ей это очень нравится. По‑моему, гораздо больше, чем всем другим, – ответил майор. – У нее прекрасная посадка, должен вам сказать.

– Да, я обратил внимание, – сухо сказал коммандант, который счел совершенно неуместным это замечание о некоторых особенностях тела миссис Хиткоут‑Килкуун. – А во что она одевается?

Майор Блоксхэм расхохотался.

– О, она принадлежит к старой школе. И не при знает никаких поблажек. Она надевает цилиндр…

– Цилиндр? Неужели цилиндр? – переспросил коммандант.

– Именно так, старина. И еще плетку. Поверьте мне на слово: спаси Господи того, кто откажется прыгать через забор. Эта женщина покажет такому, где раки зимуют.

– Очаровательно, – сказал коммандант, пытаясь представить себе, что значило бы узнать, где раки зимуют, от миссис Хиткоут‑Килкуун, одетой только в цилиндр и ни во что больше.

– Мы можем дать вам хорошую лошадь, – предложил майор.

Коммандант выпрямился на стуле.

– Не сомневаюсь, – непреклонно произнес он, – но не советую вам даже пытаться втянуть меня в подобное дело.

Майор Блоксхэм встал со своего места.

– Что, душа в пятки ушла? – спросил он мерзким голосом.

– О моей душе не волнуйтесь, – ответил коммандант.

– Ну что ж, поеду домой, – сказал майор и на правился к двери. Коммандант допил свой стакан и последовал за ним. Когда он выходил, майор уже уса живался в «роллс‑ройс».

– Кстати, просто в порядке интереса, – спросил коммандант, – а во что одеваются мужчины в таких… э‑э‑э… случаях?

Майор Блоксхэм грязно ухмыльнулся.

– Во что‑нибудь розовое, старина, в розовое. Что же еще надеть джентльменам, как не розовое?[55] – Он отпустил сцепление, и «роллс‑ройс» уехал, а коммандант, оставшись один, в очередной раз испытал то чувство разочарования, которое, кажется, взяло за правило приходить к нему всякий раз, как только он начинал подвергать идеалы, существовавшие в его воображении, проверке практикой. Коммандант постоял какое‑то время возле бара, а потом неторопливо добрел до площади и остановился, вглядываясь в лицо великой королевы. До него впервые дошло, почему это лицо выражает подмеченное им еще раньше слегка замаскированное отвращение. «Ничего удивительного, – подумал коммандант, – невелико удовольствие быть королевой страны гомосексуалистов». Верхняя часть памятника была изгажена голубями, и теперь комманданту виделся в этом особый смысл. Он повернулся и медленно пошел назад в гостиницу на обед.

– Противозаконно?! – воскликнул полковник Хиткоут‑Килкуун, когда майор передал ему слова комманданта. – Охота незаконна? В жизни не слышал подобного вздора. Да он просто врет. Не удивлюсь, если окажется, что он боится лошадей. А еще что он сказал?

– Признался, что охотится на лис, – ответил майор.

Полковника Хиткоут‑Килкууна прорвало.

– Черт побери, я же всегда говорил, что этот тип – негодяй, – завопил полковник. – Только подумать: я рисковал почками, отвечая на тосты подобной скотины!

– Генри, дорогой, не надо так кричать, – сказал миссис Хиткоут‑Килкуун, выходя из соседней комнаты. – У меня от этого просто раскалывается голова. А кроме того, умер Вилли.