– Вот как, – заметил коммандант, – делая собственные умозаключения на основании угрозы полковника убить жену, если она проговорится. Чем бы ни занимался Генри Хиткоут‑Килкуун во время войны, ясно, что это было нечто совершенно секретное.

Миссис Хиткоут‑Килкуун решила, что пролитых ею слез и сделанного только что признания более чем достаточно, чтобы как‑то компенсировать комманданту неудобства его проживания. Она вытерла глаза и встала.

– Вы с таким пониманием ко всему относитесь, – прошептала она.

– Ну, я бы этого не сказал, – совершенно искренне возразил коммандант.

Миссис Хиткоут‑Килкуун подошла к зеркалу и стала приводить в порядок тот ущерб, который – весьма, впрочем, расчетливо – был причинен ее гриму. – А сейчас, – заявила она неожиданно весело, что весьма удивило комманданта, – я отвезу вас на перевал Сани и мы попьем там чаю. Нам обоим не помешает развеяться, а вам бы стоило попробовать и какой‑нибудь другой воды.

Эта поездка навсегда осталась в памяти комманданта. Великолепная машина бесшумно скользила мимо подножия гор, оставляя позади себя густой шлейф пыли, медленно оседавшей на поля и лачуги кафров, мимо которых они проезжали. И чем дальше они ехали, тем заметнее возвращалось к комманданту его утраченное было добродушие. Вот он сидит в этом прекрасном автомобиле, который когда‑то принадлежал генерал‑губернатору и в котором, как говорят, даже дважды проехался принц Уэлльский во время его триумфального визита в Южную Африку в 1925 году. А рядом с ним сидит – ну, если и не леди в полном смысле этого слова, то по крайней мере женщина, обладающая всеми внешними признаками и достоинствами настоящей леди. Во всяком случае, машину она вела превосходно, чем коммандант не мог не восхищаться. Особое впечатление произвело на него ее умение до мига рассчитывать скорость движения. В одном месте машина неслышно подкралась сзади почти вплотную к негритянке, несшей на голове большую корзину. Только тогда миссис Хиткоут‑Килкуун нажала на сигнал, и насмерть перепуганная негритянка одним прыжком отскочила в канаву.

– Во время войны я была в армии и там научилась водить, – объяснила миссис Хиткоут‑Килкуун в ответ на комплимент комманданта ее шоферскому мастерству. – Водила тридцатитонный грузовик. – Она засмеялась при этом воспоминании. – Вы знаете, все говорят, что война была ужасным временем. Но лично мне она очень понравилась. Никогда в жизни у меня не было больше такого интересного времени.

Коммандант в очередной раз удивился странной способности англичан находить радость и удовлетворение в самых, казалось бы, неподходящих для этого явлениях и обстоятельствах.

– А… э‑э‑э… полковник – ему тоже война понравилась? – спросил коммандант, которого все сильнее разбирало любопытство, чем же все‑таки занимался тот во время войны.

– Что? Это в подземке‑то?[56] Нет, не думаю, – машинально ответила миссис Хиткоут‑Килкуун прежде, чем поняла, что проговорилась. Она съехала на обочину, плавно остановила машину и только тогда повернулась к комманданту.

– Грязный трюк, – сказала она. – Сперва заставить меня разговориться, а затем невзначай спросить, чем Генри занимался во время войны. У полицейского это, наверное, уже профессиональная привычка. Ну что ж, я проговорилась, – продолжала она, не обращая внимания на возражения комманданта. – Так вот, Генри был охранником в подземке. Во внутреннем круге. Но ради Бога, поклянитесь мне, что вы ни когда не будете об этом говорить.