– Послушайте, а почему бы вам не поехать сейчас со мной, и мы посмотрим, не подойдет ли вам что‑нибудь из вещей Генри?
– Из вещей? – переспросил коммандант, гадая, какая принадлежность женского туалета может скрываться за этими словами.
– Из его костюмов для верховой езды, – сказала миссис Хиткоут‑Килкуун.
– А в чем он ездит?
– В бриджах, в самых обычных бриджах.
– В обычных?
– Конечно. А вы думаете в чем? Он действительно человек со странностями, но голым он не ездит, могу вас уверить.
– Вы уверены? – спросил коммандант.
Взгляд миссис Хиткоут‑Килкуун стал холодно‑суровым.
– Разумеется, уверена, – сказала она. – А с чего вы вдруг решили, что он ездит голым?
– Да нет, ничего, это я просто так, – ответил коммандант, дав себе слово при первой же возможности как следует поговорить с майором Блоксхэмом. Коммандант снова уселся в машину, и они поехали в имение «Белые леди».
– Прекрасно, – сказала миссис Хиткоут‑Килкуун полчаса спустя, когда они уже стояли в гардеробной полковника. – Они как будто на вас сшиты.
Коммандант поглядел на себя в зеркало и должен был согласиться, что бриджи сидели на нем великолепно.
– Вы даже одеваетесь на одну сторону, – продолжала миссис Хиткоут‑Килкуун, осматривая его взглядом профессионала.
– На какую сторону? – коммандант недоуменно огляделся по сторонам и удивился еще больше, когда ответом ему оказалась вспышка хохота.
– Ах вы, негодник, – сказала наконец миссис Хиткоут‑Килкуун и, к еще большему изумлению комманданта, легко поцеловала его в щеку.
В Пьембурге проблема негодников была тоже актуальна и начала уже всерьез волновать лейтенанта Веркрампа. Как выяснилось, благополучная отправка подальше из города одиннадцати оставшихся в живых секретных агентов отнюдь не положила конец его треволнениям. Когда наутро после их отъезда лейтенант пришел на работу, то застал сержанта Брейтенбаха в состоянии необычного для него возбуждения.
– В хорошенькую историю вы нас втравили, – сказал сержант в ответ на вопрос Веркрампа, поинтересовавшегося, что вывело его подчиненного из себя.
– Это со страусами, что ли? – спросил Веркрамп.
– Нет, не со страусами, – ответил сержант. – С полицейскими, которым вы прописали шоковую терапию. Они все чокнулись.
– Страусы мне тоже показались крепко чокнутыми, – ответил Веркрамп, который все еще не мог забыть сцену, когда один из страусов взорвался прямо у него перед глазами.
– Это что, вы еще не видели наших полицейских, – сказал сержант Брейтенбах и подошел к двери.
– Констебль Бота, – крикнул он в коридор. Констебль Бота вошел в кабинет.
– Вот, полюбуйтесь, – мрачно произнес сержант Брейтенбах. – Вот что натворил ваш курс по выработке отвращения. А ведь он играл в сборной Зулулэнда по регби!
Лейтенант Веркрамп почувствовал, что начинает сходить с ума. Взрывающиеся страусы – это уже было достаточно скверно. Но сейчас, глядя на известного на всю страну игрока сборной, лейтенант почти физически ощутил, что у него в голове что‑то «поехало». Знаменитый хукер национальной сборной констебль Бота, почти семи футов роста, жеманясь, вошел в комнату. На нем был желтый парик, губы были густо намазаны помадой.
– Ах ты, красавчик![59] – глупо ухмыляясь, Бота, чем‑то напоминающий сверхмодно вырядившегося слона, вразвалочку направился к Веркрампу. |