Ибрагим хмыкнул:

– Значит, свидетелей нет? Так, Мерцик?

– Я этого не сказал.

– Х‑ха! Впервые замечаю за тобой такую утонченность.

Мерцик набычился. Ибрагим продолжил:

– Я так понимаю, что Мерцик считает необходимым истребление этих прекрасных созданий.

– Конечно, они ведь могут оспаривать наше право на Новый Мир.

– Но перед кем оспаривать? Судя по снаряжению этой особи, они не знакомы с техникой.

Мы также не обнаружили радиосигналов или электрических огней. Физической угрозы они для нас не представляют.

– Если хоть слово об их существовании проникнет на Землю, мы лишимся законных прав на Новый Мир.

– Еще раз окажемся вне закона? – спросил Фейсал. – И что с того?

– Фейсал прав, – отозвался Фарук. – И на этот раз нас будут отделять от так называемых властей четыре световых года.

– Это счастье не навсегда. Будут появляться еще корабли.

– Вряд ли, пока Ганг ан Бу не сменит политику.

– Сейчас, – сказал Мерцик, – Мировое Правительство проходит фазу сталинизма. Выплывают новые параноики. Но вы же знаете, что правительства Земли сменяются циклично. В конце концов новые технологии пробьются, экономика укрепится, социальный кризис закончится, и Земля опять начнет стремиться наружу.

– Ну и что?

– Значит, надо, чтобы этих существ никогда не было. Они должны быть истреблены начисто и тотально.

Фейсал покачал головой и брезгливо поморщился.

– Слушайте вы, болваны! – взорвался Мерцик. – Вы что, не понимаете, что экспедиция, посланная с Земли, уж точно будет владеть нашей технологией? И если они смогут бороться с нами за право владения нашей планетой, то они так и сделают! А потому наше право должно быть безупречно. Это наш мир, мы были в нем первыми и будем править в нем до скончания времен! Но это мы должны делать в рамках законных норм. Иначе наше правление продлится какую‑то сотню лет, а потом нас захлестнет волна недочеловеков.

– Ты преувеличиваешь, брат мой.

– Нисколько. Вспомни Марс. Как только русские открыли границы, их за одно столетие затопило. И теперь они – исчезающее меньшинство на планете, которой когда‑то владели.

Фарук фыркнул:

– Ты считаешь, что десяток жилых куполов – это планета, которой стоит владеть?

– Кроме того, русские просто вымерли. Эти их свободные женщины и прочие мерзости. Мы будем размножаться разумнее, – сказал Фейсал.

– Это мерзость! – взревел Мерцик. – Мы должны сохранять чистоту нашей крови! Нельзя бросить нашу сущность в общий генетический навоз!

– Тихо, Мерцик, не будем сейчас об этом спорить, – произнес Ибрагим, не отрывая взгляда от самки за решеткой. – Эти существа красивы. Их надо тщательно изучить и лишь потом решать их судьбу.

Мерцик еще сильнее набычился.

– Ну вот, все, как я и опасался. Ты с возрастом становишься все сентиментальное. Пора бы тебе отойти в сторону и дать мне править судьбой семьи.

– Ну уж! – фыркнул Фейсал. – Мерцик, ты меня удивляешь. Ты ведь знаешь, что в Ибрагиме и капли сентиментальности нет.

– И никогда не было! – подхватил Фарук. Мерцик даже не повернулся к ним, продолжая смотреть на Ибрагима.

Существо за решеткой вдруг злобно глянуло, тряхнуло прутья решетки и разразилось долгим потоком гулких звуков.

– Я бы сказал, – произнес Фейсал с хитрой улыбкой, – что она честит нас и наших предков во вполне недвусмысленных выражениях.