Теперь надо опровергнуть возражение, которое станет утверждать, что все эти мудреные уточнения грозят разрушить нечто цельное. Разве не всякая двусмысленность подает повод к смещению, к отклонению хода мыслей от одного смысла к другому? Или мы должны согласиться с тем, что «двусмысленность» и «смещение» нужно считать двумя различными типами техники остроумия? Конечно, между двусмысленностью и смещением присутствует некая связь, но она не имеет ничего общего с нашим распознаванием технических приемов остроумия. При двусмысленности шутка не содержит в себе ничего, кроме перетолкования одних и тех же слова, и это обстоятельство позволяет слушателю отыскать переход от одной мысли к другой, причем такой переход можно с некоторой натяжкой уподобить смещению. При шутке же со смещением она сама подразумевает ход мыслей, при котором достигается смещение. Последнее является частью работы по созданию шутки, оно не относится к деятельности, необходимой для понимания шутки. Если это различие не осознается, то редукция предлагает верное средство для наглядного представления. Но не станем оспаривать ценность этого возражения целиком. Благодаря ему мы обращаем внимание на тот факт, что нельзя отождествлять психические процессы при создании шутки (работа остроумия) с психическими процессами при ее восприятии (работа понимания). Только первые из них являются предметом настоящего исследования.

Имеются ли еще примеры техники смещения? Их не так-то просто найти. Показательным примером, которому все же недостает облика логичности, столь явном в нашем образце этой категории острот, можно считать следующую шутку.

Торговец лошадьми советует покупателю верховую лошадь: «Если возьмете эту лошадку и сядете на нее в четыре часа утра, то в половине седьмого будете в Прессбурге». – «А что мне делать в Прессбурге в половине седьмого утра?».

Смещение здесь очевидно. Торговец упоминает о раннем прибытии в маленький город, желая доказать резвость лошади. Покупатель же не обращает внимания на это свойство (в котором он не сомневается), зато вдается в обсуждение чисел, приведенных торговцем. Редукцию этой остроты произвести нетрудно.

Более сложным представляется другой, крайне смутный по своей технике пример, в котором все же можно опознать двусмысленность со смещением. Эта шутка повествует об уловке «шадхена» (посредника при заключении брака у евреев) и потому относится к группе, которой мы в дальнейшем будем уделять внимание.

Шадхен заверил жениха, что отца девушки нет в живых. После обручения выясняется, что отец жив, но отбывает тюремное наказание. Жених упрекает шадхена в обмане. «А я что сказал? – говорит тот. – Разве это жизнь?»

Двусмысленность заключается в применении слова «жизнь», а смещение состоит в том, что шадхен переходит от обычного смысла, противоположностью которому является слово «смерть», к тому смыслу, который выражается оборотом «Это не жизнь». Он дает запоздалое объяснение своему первому утверждению, хотя неоднозначное толкование сюда не подходит. Такая техника в целом сходна с техникой шуток о «золотом тельце» и «ванне». Но здесь следует учесть еще один фактор, который из-за своей показательности мешает пониманию техники. Можно было бы назвать шутку «характерной»: она призвана показать присущую брачным посредникам смесь лживой дерзости и находчивости. Впрочем, как мы увидим, это лишь наружность, фасад шутки; ее смысл, то есть цель, отличается. Пока отложим попытки редуцировать данную шутку.

После этих сложных и трудно поддающихся анализу примеров нам доставит удовлетворение образец, который послужит наглядным и простым свидетельством шутки со смещением.