Катерина, стуча зубами от холода и от волнения, недоверчиво смотрела на нее.

— Привыкай, роднуля, придется теперь у нас частенько бывать…

Потом Катерина сидела на белом стуле, придвинутом к столу врача, и внимательно выслушивала ее рекомендации. Но они влетали в одно ухо, а вылетали в другое. В голове не укладывались ни рекомендации, ни сам факт беременности. Этого не могло быть, потому что просто не могло! Но это было. Если только, конечно, врач не ошибалась. Хотя, как она сказала, в этой поликлинике сто лет работает и ни разу не ошиблась. Катя у нее специально переспросила, бывают ли ошибки. «Да какие ошибки! Если уже ручки-ножки-головку запросто потрогать можно! Беременная — и не сомневайся!»

А поздно ночью Катерина проснулась оттого, что внутри нее что-то стучалось. Она прислушалась. Грешила на котов, но Наполеон, как всегда, спал на ее подушке, а Кешка — в ногах. Не коты явно, потому что стучалось лично у нее внутри! Ну не сошла же она с ума, слыша это ясно сквозь сон!

Катерина, почти не дыша, лежала в темноте и ждала, что стук повторится. И он не заставил себя долго ждать. «Тук-тук!» — стукнуло прямо у желудка, потом чуть-чуть в боку и снова сильно — под самым сердцем. «Мамочки! — подумала Катерина. — Этого не может быть, потому что… как там правильно-то??? Потому что просто не может быть!» — думала Катерина, ощущая, как разливается внутри какая-то ненормальная, особенная радость, вытесняя всю горечь, все неприятности. Она все еще не верила, потому что просто поверить не могла. Это радостное «тук-тук» она слушала часа два. Хотелось убедиться, что не ошиблась, что так и есть. Она разговаривала потихоньку с тем крошечным цыпленком, который чудом поселился в ней, тихо молчал так долго, рос и вот наконец вырос так, что дал о себе знать.

Еще не осознав всего произошедшего, Катерина позвонила Ане часов в шесть утра и свистящим шепотом, будто боясь разбудить того, кто заснул в ней, сообщила в трубку, что девчонки ей очень нужны, и хоть она понимает, что день будний, пусть «хоть как-нибудь, но до нее доберется».

— Кать, а что стряслось-то? — спросила Аня, прячась с трубкой под одеяло, чтоб Настену не разбудить. — Рассказывай.

— Нет, Анют, не проси. Давайте приезжайте вечером и будем говорить. — И отключилась.

«Нет-нет, тут не так надо. Тут ведь долгий разговор будет. Пусть приезжают — тут и узнают», — думала Катя, подворачивая одеяло вокруг живота. Впрочем, «живот» — громко сказано. Живота никакого нет, как и не было. Ну разве что совсем чуть-чуть. Она даже включила ночник и полюбовалась на свой живот. Нет, какой был, такой и есть. И вообще ничего, что бы ей хоть как-то намекнуло на то, что в ней появилась новая жизнь, не было!!! Правда, нет-нет да хотелось ей не то чтобы еды какой-то определенной, а дряни непонятной, типа мела. Раз даже ночью приснилось, как в школе ела у доски мелок. Вот и все приметы.

Подруги приехали вместе, уже под вечер. Катерина в ожидании их извелась вся и, как только зюкнул домофон, тут же схватила трубку и открыла двери.

— Девочки! Раздевайтесь скорее! — торопила Катерина, пританцовывая на месте, пока они стаскивали сапоги. — Я вам …такое!.. Такое!!!

— Савченко! Ты как всегда в своем репертуаре! — Юлька завернула в ванную вымыть руки и оттуда прокричала:

— То молчишь, как Зоя Космодемьянская, а то среди ночи людей поднимаешь, и… опять молчишь!

Потом все трое еще пометались по кухне, заваривая чай, нарезая хлеб и сыр, и расставляя на столе любимые бабушкины синие чашки, и, наконец, угнездились за столом.

Аня выжидающе смотрела на Катерину, а Юлька разливала чай.