Остальные за время написания курсовой получали представление о том, как пишутся научные работы.
Тема курсовой избиралась студентами, правда, с учетом пожеланий Фа. Романтически настроенные студенты хотели исследовать обезьян и крупных хищников. Однако Фа таких студентов приземлял и объяснял — писать надо только о том, что может пригодиться твоей Родине. Африканцы должны изучать горилл, бразильцы — попугаев-амазонов.
А кого же изучать русскому? Надо бы медведей. Но в зоопарке есть только бразильский очковый медведь. Что же делать?
Этот вопрос обдумывался долго и не одной головой. Особенно старалась голова Фа. Решение, к которому пришли задействованные головы, казалось странным и даже диким.
Неужели Фа ошибся? Неужели его железная логика на этот раз оказалась не такой уж железной?
Нет. Сапер ошибается один раз, а Фа — никогда.
Хотя, гуляя после экзамена во дворе, мы, конечно, не задумывались ни о каких курсовых.
Я весело поднял тепло-опаловый лист и снова подбросил его в воздух.
— Лети!
16
Камни, которые, как оказалось, долго лежали на наших душах, вдруг с грохотом свалились. Освобожденные души немедленно захотели летать. У студентов неожиданно появилась способность к левитации.
Мы взлетали над поместьем и кружили вместе со стаями чаек.
Но джерсийцы, замечавшие наш полет, не удивлялись.
— Опять в МЦОСРВе экзамены сдавали, — говорили они.
— Откуда знаете? — спрашивали туристы.
— Да вон, студенты летают.
Глаза студентов, ранее заслонные «руководством» теперь широко распахнулись. Они сразу увидели под лестницей набор для бадминтона и какие-то деревянные молотки с длинными ручками.
Я взял такой молоток, взмахнул и ударил по гвоздю, выступавшему из лестницы. Но гвоздь забить не удалось. Молоток мягко лег на шляпку и на его деревянном носу появилась вмятина.
— Как же им гвозди забивать?
— А им и не надо ничего забивать, — сказала Олуэн. — Этими молотками нужно по шарам бить.
— По каким шарам?
Я оглядел коридор в поисках шаров, но ничего похожего не увидел. Да не по тем ли уж бить шарикам, которые заходят за ролики?
— По крикетным. Это молоток для игры в крикет.
— Ага, — понял я. — А куда же их надо забивать?
— В ворота. На лужайке за домом есть ворота. Вот в них.
— Спасибо, — ответил я и пошел на лужайку.
Я почему-то думал, что крикетные ворота должны быть такими же, как футбольные, или хотя бы — хоккейные. Ничего подобного на лужайке не стояло. Зато там имелось множество каких-то железных скобок воткнутых в землю.
— Какие же это ворота? Это какие-то ручки от чайников.
Я поискал на поле шары, заглянул под елки-березы, но ничего не нашел. Видимо, их все давно уже забили. Да так, что искать и не стоило.
Я плюнул на это дело и решил полетать, пока есть возможность.
На наших душах много чего накипело за месяц, и теперь под ударами морского ветра накипь отделялась с ружейным треском и падала на черные поля, с которых давно уже собрали последний урожай.
Мы сбрасывали с себя моральную тяжесть и не подозревали, что очень скоро на нас обрушится тяжесть совершенно иная — физическая.
Человеческий глаз, находясь на высоте птичьего полета, легко охватывал остров. Зрачок накрывал его вместе со всей Северной Францией.
При очень сильном напряжении можно было различить Эйфелеву башню. За ней туманно вставала какая-то красная гора. Вероятно, это был Кремль.
Летающим Родриго и Кумару было легче легкого разглядеть паб, который находился по дороге от Зоопарка к Сент-Элье. |