|
Когда, нагладившись и начистившись, сходишь на берег, всегда охватывает чувство какой-то легкости и праздничности. Тебя ждет город, в котором ты давно не был, а может, и вообще не был ни разу. На улицах и в парках шумит толпа, гуляют красиво одетые люди и, конечно, гуляют девушки, а уж этого ты не встретишь в море. И ростовский проспект Энгельса — это улица, о которой не грех помечтать в водном безлюдье. Конечно, Ростов — это город большой промышленности, заводов с мировой славой, город рабочих и студентов, ученых и писателей… Но мы-то здесь на вечер, в увольнении, и мы успеваем разглядеть как следует только проспект Энгельса, главпочту и, может, еще парк Горького. Как хороши собой ростовчанки на вечернем проспекте Энгельса! Где еще увидишь столько удивительно тонких южных девичьих лиц!
Мы проходим по проспекту раз, два. Потом заходим в книжный магазин и долго роемся на прилавке. Кто-то спрашивает у продавца «Трех Дюма» Моруа, и в разговор вмешивается по меньшей мере четверо покупателей. — Захотели! — высокомерно говорит один. — Это надо было покупать в первый же день. — Вам «Три Дюма», — подхватывает другой. — А самих-то Дюма вы прочли? И «Виконта де Бражелона», и «Королеву Марго», и «Графа Монте-Кристо», и «Двадцать лет спустя», и «Даму с камелиями»?.. Разгорается спор. Спорщики начитанны и нетерпимы. О, ростовчане большие снобы и любят поговорить. Еще яростнее споры у входа в парк Горького и в одной из его аллей, где висит таблица первенства страны по футболу. Здесь все — великие знатоки футбола. И конечно, если бы тренеры и футболисты слушались разумных советов этих людей, Ростов уже давно стал бы футбольной столицей мира. Сегодня здесь с обычным пылом обсуждают шансы приезжей команды. — Волчонков, он ходовой, это так, но соображения нет. Нет соображения, — заявляет парень с какими-то чертежами под мышкой. — Я вам вот что скажу, молодой человек, — подхватывает рабочий в комбинезоне (этого теперь не скоро дождутся домой после работы). — У них же нет левого края. Это факт. И потом, что Азаренко? Азаренко обладает ударом, но его любой обдерет, любой… Страсти накаляются. — Тренер их умно сделал, — горячится пенсионер. — Тренер знает, что он делает. О, конечно, нужно, чтоб вы были тренер. — Вы пожилой человек, а то бы я вам сказал. Я бы никогда Федорова не поставил третьим номером. А Чадов что? Он же играет на выезд. А Кот? Что вы за него скажете? И полсуток кряду стоит гул над этой горячей южной толпой. А в парке темнеет. Зажигаются фонари. Заполняется зал шикарного нового кинотеатра. Оркестр оглашает звуками гигантскую танцплощадку, похожую на нашу московскую Манежную площадь. По проспекту Энгельса все течет и течет толпа. И мы решаем пройтись по проспекту последний раз: когда еще придется побродить вместе. Ведь завтра мы расстаемся — может, до Севера, а может, до будущей весны. В Москве или на Волге «ракетой» никого не удивишь. Но в других местах «ракеты» пока редкость, так что нашим перегонщикам работы с ними будет немало. Поэтому, наверное, стоит сказать о них два слова. «Ракеты» — это небольшие пассажирские теплоходы на подводных крыльях: подводные крылья выталкивают из воды корпус теплохода, а в воздухе сопротивление меньше, вот и «летит» крылатая «ракета» со скоростью больше тридцати миль в час — чуть не в три раза быстрее обычных речных теплоходов. Поэтому «ракета» царствует на реке: ее капитан всегда дает отмашку встречным, откуда бы они ни шли — сверху или снизу. Проект такого судна родился в России еще в конце прошлого века. |
