На длиннющих реках Сибири и Севера только на «ракете» и гонять: и дешевле, чем на самолете, и не будешь «загорать» в ожидании летной погоды. На Енисее, например, «ракеты» уже обслуживают трассу в четыре тысячи километров и перевозят за навигацию до полутора сотен тысяч пассажиров. На Волге «ракетами» за одну навигацию пользуются уже до миллиона пассажиров, и Волжское пароходство заявило недавно, что это, без сомнения, наиболее перспективный вид речного флота и что пароходству, по самым скромным подсчетам, необходимо еще двести «ракет».

Так что теперь наши ребята каждый год перегоняют построенные на Черноморском побережье «ракеты» в реки России. Перегонять эти крылатые суда морем непросто: скорость у «ракеты» большая, а осадка еще меньше, чем у других речных «пассажиров» — того и гляди, перевернет. А если руль чуть больше переложить (скажем, больше пятнадцати градусов), уж почти наверняка перевернет. Кроме того, после выключения двигателя судно еще долго идет по инерции, да и компас на нем установлен очень несовершенный, так, больше для вида, или, как говорят у нас, «для балды». Так что за «ракетами» пошли самые опытные наши капитаны, такие, как Бондарь, Киященко, Кугаенко, Глебов. И старшие механики. С ними мы особенно подружились на перегоне «ракет». Стармехов на флоте зовут дедами. Но нашим дедам, как правило, меньше тридцати, и все они большие доки по части этой бесконечно разнообразной и что ни день все более хитрой морской и речной техники.

Из-за шторма пришлось долго стоять в Феодосии, и все мы неприкаянно шатались по курортному берегу. Дело в том, что немногие из моряков умеют отдыхать так же толково, как работают, а профсоюзы и береговые дома моряка мало помогают в этом «водоплавающим». Не помню я, чтобы кто-нибудь пришел в порт на пришвартовавшееся судно и пригласил нас в клуб на вечер или, скажем, предложил купить билеты… Их, может, на весь Ростов или на всю Феодосию пятьдесят человек, что идут в Арктику или пришли из-за моря, а позаботиться о них некому. И моряки идут из порта проторенной дорожкой — по маршруту, разработанному многолетним плаванием: от первого ларька-«гадючника» у портовых ворот до ресторана «Астория», далее ко второму «гадючнику» и в «квадрат», знакомый по прежнему приезду. Наутро многострадальная команда пьет боржом и кефир, жалуется, что «машинка уже не та, испортилась», а вечером повторяется то же самое.

В воскресенье мы все утро просидели на пляже с рыжекудрым механиком Женей Бажиным. Потом зашли в галерею Айвазовского. Этот бородатый и, по-моему, чуть тщеславный феодосийский старик оставил море на тысячах полотен. На всех стенах галереи вскипают пенные гребни, чуть посвечивают хрустально-прозрачные волны и, как стеклянная, лопается трещиной толща воды. Море ласковое и матерински нежное, море презрительно-гневное, неистовое, беспощадное, мистически темное и адски зловещее. Да, прав был моторист: повезло нам, хорошую выбрал погоду Наянов, точно сработали синоптики, не обманул и Московский институт прогнозов с его хитрыми электронными машинами и цыплячье-детским названием — ЦИП. Пофартило нам в Черном море — так мы с Женей подумали в галерее Айвазовского…

Последним мероприятием в тот вечер у нас с Женькой было кино, и, выйдя на воздух, мы долго еще сидели на скамейке против кинотеатра, глядя на его мощный портал под фонарями, на генуэзскую башню Константина, черневшую над танцплощадкой у самого моря. Потом пришли дворники, собрали мусор и зажгли его в каменных урнах, которые запылали, как светильники на перекрестках древнего города, а потом пламя потухло, и теперь из урн только курились дымки.